Древнее тэнгрианское государство осинско-боханских бурят «Бома»

Николай Абаев

Многие местности, горы, озера, реки Приангарья имеют свою легендарную историю, образующую важный пласт национального фольклорного и мифопоэтического наследия бурят. В этих мифах, легендах и сказаниях упоминаются и имена тотемных предков различных родов и племен бурят, от которых произошли те или иные этнонимы.

Так, в тотемно-генеалогических мифах о Буха-нойон-бабае, широко распространенных у бурят Приангарья и соседней Тункинской долины, говорится о том, как появилось племенное название «булагат». Согласно одному из вариантов этого мифа, Бохо-Муя, сын Западного тэнгри Заян Сагана, повздорил с Бохо-Тэли, сыном восточного тэнгри Хамхир Богдо, из-за владения кузнечным мастерством. Оба спустились на землю, превратившись соответственно, первый –  в темного сивого быка Буха-нойона, а второй – в пестрого Тарлан Эрен буха, и стали бегать друг за другом вокруг Байкала. Во владениях Тайджи-хана они наконец встретились и стали бодаться, топча все вокруг. Дочь Тайджи-хана прогнала их, но забеременела от взгляда (или мычания) Буха-нойона.

По одним версиям у нее родился мальчик, по другим – два. Одного из них Буха-нойон признал своим сыном и, поместив в железную люльку на горе, кормил и охранял. Две сестры-шаманки Асыхан и Хосыхан, устроив специальный тайлаган (камлание с жертвоприношением) Буха-нойону, заполучили этого мальчика, дав ему имя «Булагат, найденный из-под быка». Когда Булагат подрос, он стал уходить на берег Байкала, где и познакомился с другим мальчиком, жившим в береговой щели. Асыхан хитростью заполучила и того мальчика, дав ему имя «Эхирит, имеющий отцом пестрого налима, матерью – береговую щель».  Булагат и эхирит стали предками бурятских племен булагатов и эхиритов.

В системе жанров устно-поэтического творчества бурят основными и наиболее популярными стали героико-эпические сказания – улигеры (ульгэр), из которых самым обширным и известным является героический эпос Абай Гэсэр и в котором воспеваются подвиги этого могучего богатыря в борьбе с многоголовыми, многорогими чудовищами – мангадхаями, злыми мангысами. Поэтому многие названия местности, окружающих гор, перевалов озер, рек Приангарья, в том числе в окрестностях с. Улей, были связаны с мифопоэтическим отражением в сознании бурят героических деяний Абай Гэсэра во имя добра и справедливости, в защиту сирых и угнетенных.

Так, например, в местности Ехэ-Ялга  возвышается гора Таряатын Табан Хушуун, которую по-русски можно назвать «Пятиконечная гора Таряаты»,  то есть «Пятиглавая гора, богатая просом и пшеницей». Как объясняли местные жители, слово «таряаты» означает, что там издавна сеяли просо и пшеницу, а «пятиглавая» означает, что однажды Гэсэр, во время жестокой схватки со злым чудовищем  мангадхаем, оступился и оперся рукой о вершину этой горы, в результате чего на горе образовались ложбинки – следы пальцев богатыря Абай Гэсэра.

       На противоположной стороне улейской долины возвышались две священные горы  Улаан и Удагтай, а между ними находился перевал в виде седловины. По поводу этого перевала местные жители поясняли: «Эта выемка между горами образовалась от богатырской стрелы Гэсэра, разорвавшей одну гору на две части. Через этот перевал мы ездим в Бильчир и далее – в Бохан». Когда слышишь такие слова,  начинает казаться, что  вся окружающая земля буквально наполнена героическим духом Гэсэра, который как бы освятил своими богатырскими деяниями эти места, ставшие для наших предков объектом особого культа – тэнгрианского, основополагающего элемента всей тэнгрианской религии, основанной на поклонении «Вечно-Синему Небу Тэнгэри», главному божеству всех монгольских народов.

       В трудах многих авторитетных ученых – Дугарова Д. С., Чагдурова С. Ш., Михайлова Т. М., Бурчиной Д. А. и др. отмечается,  что героический эпос бурят, в первую очередь Гэсэриада, объединившая многие народы Центральной и Внутренней Азии (тибетцев, тангутов, монголов, тувинцев и др.), сказочным героем которых. был Гэсэр, стала основным источником тэнгрианской религии, особого религиозно-философского и этического учения «тэнгризма». Когда мы говорим «источник», то имеем в виду не только письменный «первоисточник», т. е. свод священных текстов или канонических произведений (как, например, Библия, Коран, буддийские сутры и трактаты, произведения Лаоцзы и Чжуанцзы), большинство которых излагает философию своего Учения в письменной форме, а  имеем в виду, прежде всего,  характерную для тэнгрианства своеобразную эпическую форму устного народного творчества.

       И такая форма изложения религиозных идей полностью соответствует сугубо народному характеру и духу этой религии и ее специфической мифопоэтической форме, содержащей в себе и адекватно передающей слушателю мощную энергетику «Небесной» религии, которую, как и эпос Гэсэр, создал не какой – то  Великой Учитель или проповедник, а сам народ, выразивший свои думы и чаяния о высшей справедливости и счастливой жизни, о мироздании и универсальной духовной силе Небесного Бога Тэнгри.

Иначе говоря, эпос Гэсэр является и Библией, и Кораном этой сугубо народной религии, которая была теснейшим образом связана с народным бытом и с окружающим ландшафтом, ключевыми элементами которого были священные горы и источники, реки и озера.  Поэтому  горы Таряаты, Улаан, Удагтай и другие объекты тэнгрианского культа, упоминаются и в трудах Т. М. Михайлова, С. П. Балдаева, Д. С. Дугарова, М. Н. Хангалова, а также других маститых бурятских ученых, которые при этом отмечали, что многие священные горы Приангарских бурят связаны с предшествующими монгольской эпохе периодами Тюркских и Уйгурского каганатов, особенно с курыканами,  предками саха-ураанхайцев (якуты), а также с  уйгур-урянхами Транс-Саянии.

Государства «Бома» и басмилов на карте Объединенного Уйгурского каганата

Так, название горы Удагтай явно связано с тюркско-уйгурским «ыдыгтыг» («священный»), которое имеется в языке потомков древних теле-уйгуров Саяно-Алтая, в том числе восточносаянских уйгур-урянхов (тувинцев, сойотов, хакасов, тофаларов). Вместе с тем, бурят-монгольское «улаан» несомненно связано с названием священной горы протомонгольского племени ухуань – Чишань, которое тоже означает «красная» (ср. гору Чесан в Кижингинском аймаке Бурятии). У подножия горы Улаан местные буряты из деревни Ехэ-Ялга, принадлежащие к булагатским родам онхотой, онгой, хогой, которые произошли от общих предков, трех братьев (соответственно, Онхотой, Онгой, Хогой), потомков самого Булагата, пришедших сюда из окрестностей горы Байтог (от тюрко-уйгурского «Бай-таг» – «Священная гора»), совершали самый главный общественный тэнгэрианский молебен – тайлаган, тоже связанный с культом гор и добрых «западных» небесных божеств-тэнгриев, возглавляемых Гэсэром, сыном Хормуста-тэнгри, верховного солнечного божества сибирских скифо-ариев (тув. Курбусту, алт. Корбустан, древне-арийский Ахура-Мазда, более поздний вариант Хормазд, от которого происходит название «Народ Хор», т.е. «Народ Солнца», «Солнечный народ», «Дети Бога-Солнце»). Тайлаган – это был настоящий большой праздник для всего родоплеменного  коллектива, с танцами, стрельбой из лука, борьбой, конными скачками и т.д. В связи с саяно-алтайскими, теле-уйгурскими «тюркскими» и скифо-сибирскими («ираноязычными») топонимами и этнонимами бурят-монголов, имеющих отношение к тэнгрианской обрадности, следует отметить, прежде всего, корневую основу «тай», которая несомненно присутствует в слове «тайлаган» и обозначает обряд поклонения Небу («тайы») на священной горе, а также саму гору («тау», «тайга»).

В другой стороне от этих священных гор (Улаан и Удагтай), в самой дальней, «верхней» части улейской долины имеется остроконечный конусообразный холмик, называемый Орголи и образовавшийся от земли, которую Гэсэр якобы стряхнул с наконечника своей стрелы. Мифологическая основа этих топонимов находит буквальное подтверждение в фундаментальном коллективном труде «Буряты» из серии «Народы и культуры» (Москва: «Наука», 2004), изданном под редакцией д.и.н. Л. Л. Абаевой и д.и.н. Н. Л. Жуковской. Так, в статье Гунгарова В. Ш. и Жуковской Н. Л. «Мифы, легенды и предания бурят» в связи с топонимическими легендами и преданиями бурят буквально сказано: «Образование рек, озер, горных перевалов связано с именем главного героя бурятского эпоса Гэсэра. Например, в погоне за Лобсоголдой мангадхаем Гэсэр проезжал через водораздел рек Иды и Осы, его конь сделал выбоины на хребте и образовались озера Оншоо и Доншоо. Когда Гэсэр очищал стрелу от земли, образовалась гора, Орголи. Все эти места находится в Иркутской области» («Буряты», с. 266).

Наряду с почитанием Гэсэра, главного культурного героя бурят, гора Орголи была несомненно связана и с общемонгольским культом священных гор, одним из главных, универсальных и  ключевых тэнгрианских культов, воплотившем в себе древнейшие космологические, религиозно-мифологические представления об Axis Mundi (Ось Мира), сакральной вертикали, пронизывающей все мироздание и соединяющей Небо-Отца с Матерью-Землей (см. Абаева Л. Л. «Буддизм и культ гор в Бурятии». М., 1992.). Универсальное значение культа гор в монгольском тэнгрианстве  обуславливалось тем, что каждая священная гора, пусть даже самая маленькая (или вообще представленная камнем, скалой, небольшой пирамидальной кучкой камней, называемая монголами и забайкальскими бурятами «обо», а тюркоязычными народами Транс-Саянии – «оваа»), символизировала Мировую Гору как вертикальный космический центр Вселенной, соединяющий все три главные равновеликие космические сущности – Небо, Земля, Человек.

Сакральное значение горы Орголи и всей прилегающей местности усиливалось тем, что неподалеку находился священный источник (булаг), возле которого совершался родовой обряд жертвоприношения «зухэли», заключавшийся в том, что шкура жертвенного животного вместе с головой и ногами насаживалось на длинный березовый шест, закрепленный комлем в земле, причем голова, увешанная разноцветными лентами, с втиснутой в зубы пихтовой корой, была направлена в сторону восхода солнца, в чем проявляется связь с древнеарийским культом Солнца, сохранившемся в тэнгрианской религии как у тюрков, так и у монголов. Этот обряд у монголов Чингисхана считался столь важным для поддержания и укрепления генеалогической линии его «золотого», т.е. «царского рода» (алтан ураг), что от него отстраняли тех сородичей, родословная которых вызывала какие-то сомнения.

Как и священные горы и источники, березовые шесты с жертвенными животными зухэли, служили своеобразным маркерами сакральной этнической территории, наглядными средствами сакрализация самой Матери-Земли – главной святыни бурят, тесно связанной, вместе с тем, с почитанием Хухэ Мунхэ Тэнгри (Вечно-Синее Небо), его сына «светлого» солнечного божества Эсэгэ Малаан-Тэнгри, «мудрого отца –небожителя» и старшего божества из класса добрых «светлых» западных тэнгриев – Хормуста-тэнгри, небесным сыном которого и считался Абай Гэсэр-Хубуун, хотя он был рожден земными родителями, как и Чингисхан.

В этом тоже можно усмотреть тэнгрианский смысл обряда зухэли, поскольку он должен был поддержать идею небесного происхождения «золотого рода» и его генеалогические связи с древнейшими царским (ханскими, каганскими) родами гуннов-хунну, скифо-ариев (племенное название сака), тохаров, уйгур-урянхов, тюрков Ашина и тугю, а также жужаней, ухуаней и сяньбийцев – непосредственных предков монголов.

Героический эпос всех монголоязычных «лесных народов» был непосредственно связан с их тэнгрианской религией и представлениями о сверхъестественной силе (зада) тэнгрианских божеств, которой, вместе с тем, наделяется и сам эпос, и его исполнитель (джангарчы). Так, известная калмыцкая исследовательница Э. П.Бакаева в связи с анализом религиозно-мифологических основ эпоса Джангар отмечает, что Хормуста-тэнгри, мог поражать «громовой стрелой», а Белый старец отвечал за дождь, и поэтому его молили о дожде и продолжении потомства, и что Джангар можно рассматривать как магическое средство «вызывания дождя» (Бакаева, с.26). При этом автор делает важный вывод о религиозном характере эпоса Джангар, имеющий отношение и к другим видам героических сказаний и монгольских, и тюркских народов (например, саха-якутский Олонхо): «Значение как имени Джангар, так и одноименного цикла сказаний в смысле «зада» означает обращение к первоначальному смыслу последнего термина – по С. Е. Малову, «волшебство» (то есть магия, «белая магия»). И такая символика вполне согласуется со значением «janг» – вера (то есть «Белая вера» саяно-алтайских народов Ak janг, Ак Чаяан, называемая также «бурханизмом» – Н. А.). Эпос Джангар и есть сохраненное в форме богатырских сказаний эзотерическое наследие древней веры» (Бакаева, с.26).

В данном случае особенно важно подчеркнуть, что «Белая вера» алтайцев и хакасов, этногенетически связанная с «религией ариев» (кстати, это словосочетание можно буквально перевести «белая вера») и в этноконфессиональном отношении представляющая собой более древний вариант последней, является также более древним вариантом монгольского тэнгрианства или, по крайней мере, его религиозно-философских, метафизических основ. Дугаров Б. С. в своем докладе на Конгрессе монголоведов в Улан-Баторе в 2004 г. объяснял это «влиянием Ирана», что выглядит совершенной нелепицей (где Иран, а где – Саяно-Алтай), позднее он под влиянием критических замечаний несколько скорректировал свою позицию, добавив «влияние» манихейства и буддизма (но никак не берет во внимание существование совершенно самостоятельной религии саяно-алтайских народов – Ак Чаяан, называемую также «бурханизмом» /Дугаров Б.С., 2010/), а Дугаров Д. С., игнорируя наличие у народов Саяно-Алтая собственного названия этой этноконфессиональной традиции, вполне адекватно отражающей ее суть и природу, назвал ее «Белым шаманством», объединив в одном названии две несовместимые в религиозном смысле традиции, принадлежащие совершенно разным этносам («шаманство» у тунгусов и тэнгрианская «Белая вера» у тюрко-монголов /подробнее см.: Абаев, «Тэнгранство и Ак Чаяан»… 2004,с. 226-237).

Если следовать этой логике, то тибетскую религию Бон тоже надо назвать «шаманизмом», хотя в этнокультурной традиции тибетцев вообще нет такого термина, поскольку само это слово «шаман» имеет тунгусо-маньчжурское произношение и в эвенкийском языке имеет значение «одержимый (духом)», «неистовый», «безумный» и т.д. Бурят-монгольский же термин «боо», которым обозначается жрец этой этноконфессиональной вариации тюрко-монгольского тэнгрианства (то есть «служитель» тэнгрианского культа) и который восходит к тюрко-уйгурскому бек//бег//баг – «военачальник», «военный предводитель», «богатырь» (от «бага» + «тур»; ср. слав. «буйтур») или, может быть, саха-уранхайскому «богу», в свою очередь связанному с уйгурским «бого»// «боку» – трехглавый Змей-Дракон, главное воинское божество древних эзотерических союзов тюрко-монголов, имя которого «Ажи-Дахака» этимологически связано с Мировым Змеем (монг. Абарга-Могэ, тув. Амарга-Чылан). Поэтому топоним «Бохан» нельзя делать «столицей шаманов», как это принято в народной этимологии, или в интерпретациях тех ученых, которые игнорируют тэнгрианский характер национально-государственной религии  уйгур-урянхов и курыкан (кит. Гулигань, особенно ярко проявившийся в культе Небесного Дракона, особо почитавшемся именно у членов тайных воинских союзов, которые как раз и подчинили себе местных «тунгусов» (бур.-монг. хамниганы) в период создания Курыканского каганата (VI в.).

Очевидно, что подчиненные хамниганы не могли навязать тюркоязычным уйгур-урянхам свое наименование этноконфессиональной традиции (т.е. «шаманство»), тогда как между уйгурами и монголами вообще существовало преемственность этнокультурных традиций. Не стали исключением и важнейшие термины этноконфессиональной традиции и религиозной культуры в целом, в результате чего при переходе аборигенного населения на монгольский язык многие тюрко-уйгурские термины проникали и в язык бурят-монголов (начиная с XII в). Вот так скифо-арийский Ажи-Дахака,ставший сначала богом войны в тайно-религиозных обществах тюрко-уйгуров, стал бурятским воинским божеством Ажирай-Бухэ (як. Азырень), сохранив, естественно свою изначальную «асурическую», т.е. «гневную», «суровую», «свирепую», «воинственную» природу древне-арийских и тэнгрианских  божеств. Эта преемсвенность выразилась и в том, что, когда Чингисхан стал Великим Ханом, он был объявлен «Грозным небожителем Хажир», в чем еще раз было подчеркнуто наличие у него небесной харизмы и особой магической силы. Этот тэнгрианско-арийский титул, наряду со званием Сына Неба, подчеркивал особый «небесный» статус и «небесное» происхождение  всего его рода, от которого произошел сам  Великий «Первосвященник» (точнее, жрец) тэнгрианской религии,  хотя он, как и Гэсэр, был рожден реальными земными родителями, но обладавшими особыми магическими связями с Вечно-Синим Небом.

Государство Бома на карте Чайного Пути

Наше утверждение о том, что к истинному тэнгрианству вообще нельзя применять без кавычек, свидетельствующих о большой условности (в сущности, о принципиальной несовместимости с этой национально-государственной религией имперских форм государственности гуннов-хунну, тюрков и уйгуров, тем более – монголов) эти термины – «шаманство», «шаманизм», блестяще подтверждается в трудах Л.Билегта, основанных на анализе «Сокровенного сказания», которое монгольский ученный рассматривает как сугубо тэнгрианский религиозно-философский трактат, облеченный в мифо-поэтическую и нарративно-повествовательную форму (см., напр.: Билегт, 2011). Так, Л.Билегт пишет: «Веру в «Вечное Небо»…прямо соотносить с шаманизмом неправильно с точки зрения методологии, хотя бы потому, что последний описан современным научным методом в конце XIX –  начале XX вв. В самом деле, собственно слова «шаман» или «кам» не отмечены в первоисточнике, а слово «bo’e, bo’es» мы узнаем из современного монгольского языка в словоформе «боо». Между тем, многие современные исследователи «боо», в русской транслитерации «боо», интерпретируют словом «шаман» или «кам» сибирских народов конца XIX века. Любое мировоззрение подвержено трансформациям во времени, причем, судя по религиям мира изменяется до неузнаваемости» (Билегт, 2011, с.34).

В совместной работе с саха-якутской исследовательницей тэнгрианства Л.В. Федоровой мы довольно подробно и обстоятельно рассмотрели этот вопрос о неправомерности использования терминов «шаман», «шаманизм», «шаманство» применительно к «религии кам» (тув. хам), которую мы считаем региональным этнокультурным вариантом «Ак Чаяан», а значит и евразийского тэнгрианства, как мировой религии, другим вариантом которой можно считать пресловутую «религию ариев», в частности, иранский зороастризм (подробнее см.: Федорова, Абаев, 2011, с.172-176). При этом мы отмечали, что главная причина столь грубой некорректности смешения стадиально-типологических форм религии – пережитки европоцентризма империалистического высокомерия по отношению к «малым» народам Сибири (см. также: сайт Фонда по изучению Тэнгри – Tengrifund.ru), к каковым никак нельзя причислять ни бурят-монголов, ни урянхайцев, которые считают себя ближайшими родственниками Чингисхана.

Интересно отметить, что современные урянхайцы Монгольского Алтая утром первого дня праздника Цагаан Сар произносят следующее призывание: «… иршееж хайрла, Монх Тэнгэр Добун минь// Монхжин Алун-Гоо минь// Идээ ундаа зооглогтун// Цойд хайрхан» (Ганболд М., с.171). Об особенно тесных родственных связях урянхайцев с халха-монголами (через общих предков – Добун-Мэргэна и Алан-Гоа), а также об их особо интимных отношениях с самим Небом (опять же благодаря своим полумифическим предкам) свидетельствует также обычай алтайских монгол-урянхов во время грозы «кричать на небо» (там же, с.170). Этот обычай зафиксирован и Рашид ад-Дином, причем в его «Летописях» речь идет о «лесных урянкатах» Восточной Тувы, т.е. о тувинцах-тоджинцах.

Той же цели обоснования наличия у всех монголов (хамаг монгол), в том числе и у бурят, особых связей с Вечно-Синим Небом и его харизматической силой (хушэн, хусэн), которая наделяет небесной харизмой и членов этого рода (борджигин), служила также генеалогическая легенда о Матери-прародительнице Алан-Гоа. Известный из «Тайной истории монголов» эпизод о женитьбе Добун-мэргэна, имя которого явно связано с этнонимом Тоба и с правящей северокитайской династией Тоба-Вэй (386-538 гг.), которая считается преемницей Империи Сяньби, многими учеными рассматривается  как отражение реальных исторических событий, имевших место в середине IX – начале X в. (см. «Буряты», с. 17). Имя Алан-Гоа (тувинское Алан-Хоо, якутское Алан-Куо) встречается и в «шаманских» (точнее, тэнгрианских) «призываниях» наших осинских и боханских бурят, опубликованных Т.М. Михайловым под общим название «Хухэ Мунхэ Тэнгэри» (Улан-Удэ, 1996).

Согласно традиционной монгольской генеалогии, родословная «золотого рода» Чингисхана вплоть до его прадеда Кабул-хана, когда произошел переход на патрилинейную систему родства, отсчитывалась именно от Алан-Гоа, т.е. через женскую линию родства. А мужская линия родства вообще носит сугубо мифический характер, являясь по сути фиктивной, поскольку Бодончар,  предок Чингисхана родился методом непорочного зачатия из «чистых чресел»  Алан-Гоа после смерти законного мужа Добун-Мэргэна (считается одновременно предком и монголов, и урянхайцев) от «Желтого Пса», проникавшего в ее юрту в виде луча света через дымоход. Его же реальным отцом считается некий урянхаец («Маалих Баяудаец»), который якобы был слугой Алан-Гоа, но затем стал ее сожителем.

Вообще эта история о Бодончаре («Бодоншар Мунхаг», по Дашняму Л.), изложенная в «Сокровенном сказании монголов», представляется весьма темной, таинственной, что в сочетании с мифологемой Алан-Гоа и ее «непорочного зачатия», обосновывающей генеалогическую концепцию «небесного», т.е. божественного происхождения ханского рода Чингисхана Борджигин, накладывает отпечаток религиозной «эзотеричности» на этот сакральный текст. Вот почему я предпочел бы использовать в данном контексте буквальный перевод названия этого памятника, который более адекватно отражает его эзотеричесикй характер и глубинные связи с тэнгрианским героическим эпосом – «Тайная история монголов» (ТИМ). Несомненно, такой вариант перевода названия в большей степени помогает понять суть эзотерической тайны, т.е. некоего «секрета», заключенного в мифологеме Алан-Гоа и других мифопоэтических образах, тесно переплетенных, вместе с тем, с реальной историей, в частности с образом Бодончара.

В связи с этим Л. Дашням, ссылаясь на «Сокровенное сказание» (то есть «Тайную историю»), пишет: «…Бодоншар Монхаг – самый младший из трех сыновей, родившихся у Алан-Гоа после кончины Добун Мергена. Аланхоо говорила: «…Но каждую ночь, бывало, через дымник юрты, в час, когда светила (луна), входит, бывало, ко мне светло-русый человек, он поглаживает мне чрево, и свет его проникает мне в чрево»;  «… эти сыновья отмечены печатью небесного происхождения» (ТИМ, параграф 21).

Сыновья Добун Мергена Бельгунотай и Бугунотай по этому поводу говорили: «Единственный мужчина в доме – это Маалих Баяудаец. От него – то, должно быть, и эти три сына» (ТИМ, параграф 18). В связи с эти Л. Дашнян отмечает, что «наверное, есть необходимость уточнить, является ли Бодоншар человеком небесного происхождения или же он сын баяудайца. Вместе с тем, неопровержимый исторически факт свидетельствует о том, что Бодоншар является родоначальником поколения Борджигин» (Дашням, 2012, с.3).

В «ТИМ» говорится, что в лесу с Добун Мергеном повстречался какой-то урянхаец и отдал ему мясо оленя. По дороге он еще встретился с каким-то бедняком, который вел за собой сынишку и попросил поделиться этой дичиной, и отдал ему своего паренька. Тогда Добун Мерген отдал ему половину оленьего стегна, а мальчика увел к себе домой;  он-то и стал у него жить дома. Человек, который отдал сына Добун-Мергену,  представился так: «Я – Малихэй Баивугай» (см. статья академика Дашняма «Некоторые дополнения к истории Бодончара Монхага», Улан-Батор, 2011).

По мнению Л.Дашняма, это достаточно «темная» история и свидетельствует о необычном происхождении Бодончара. Кроме того, про исторического родоначальника рода Борджигин его родственники говорили, что он якобы не совсем нормальный, «дураковатый и тупой», что он все время загадочно молчит, когда сидит в гостях. Л.Дашням же считает, что все это как раз и свидетельствует о его «небесном» происхождении, т.е. его избранности как родоначальника «небесного» рода Чингисхана, который и стал Великим Сыном Неба в соответствии с тэнгрианской  традицией избранничества (см. Дашням, там же).

В другой статье академик Дашням, особо выделяя в «Сокровенном сказании» взгляды монголов, связанные с «божественным началом поклонения к небу», пишет: «Причисляя себя к небесному началу, монголы определяют небесную сущность человека. Одним из ярких примеров того, что монголы связывают свою судьбу с Небом-тэнгер, является определение «небесный», которое содержит в себе следующее понятие: «мы – дети космического круговорота, а не только земного…» (Л. Дашням, 2011,с. 148). По поводу саяно-алтайских истоков монгольского тэнгрианства академик Ш.Бира еще в 1986 году указывал: «Нет сомнения, что поклонение небу…возникло сначала среди более ранних представителей алтайских народов Центральной Азии. По крайней мере, хунну, которые представляли западную, хунну-алтайскую ветвь из двух основных ветвей, на которые, как предполагают многие исследователи, распалась древнейшая общность алтайских народов в период между X и V векам и до н.э. (а к другой, восточной ветви, принадлежали тунгусо-маньчжурские племена), поклонялись Небу и Земле еще задолго до нашей эры. А гунны, т.е. хунну, оказавшиеся уже в IV веке н.э. в Восточной Европы, продолжали оставаться верными своему вероисповеданию с его культом Неба. Вполне возможно, что этот культ у древних праболгар (Тангра) по своему происхождению ближе всего стоит к хунну-алтайскому проварианту культа неба, нежели к более поздним его разновидностям, в частности, к тюркской» (Бира, с.6).

В связи с теонимами монголов, которые превратились в этнонимы и топонимы, следует также отметить, что мифологема «Алан-Гоа – Бодончар» как бы разделила все последующие поколения монголов на нирунов (от нуруу – хребет), рожденных из чистых, непорочных чресел Алан-Гоа, называвшихся также «хребетными», поскольку они жили в горно-таежной местности (Саяно-Алтай, Монгольский Алтай, Горная Бурятия, т.е. Восточные Саяны), и дарлекинов (от дархан – кузнец), преимущественно обитавших в степной зоне. Под «хребетными» монголами подразумевались, судя по всему, и предки бурят из рода мангут, в который входил осинско-боханский родовой клан Махутовых, а сам этот род восходит к Хойлдар-сечену, ближайшему соратнику, сородичу и побратиму (анда) Чингисхана, который считался родоначальником легендарных мангутов и урутов, служивших ударной силой его армии. Название же племени мангут (кит. «мэнгу»), появившееся в китайских источниках VIII в., повествующих о событиях VI – VII веков, видимо, и послужило этнонимической основой для самого названия «монгол».

В китайских хрониках имеются интересные сообщения эпохи Тан про топонимы Бохан и этнонимы проживавших здесь где-то в V-VI вв. родов и племен, что позволяет уточнить этимологию некоторых этнических наименований бурят Приангарья. В бурятоведческой литературе топоним «Бохан» иногда интерпретируется как «глава шаманов», «хан шаманов» (от «Боо-Хан» или «боохэн»). Однако, в китайских источниках встречается некое «Владение Бома», название которого можно увязать с монгольским «бома», «боом» – «ущелье», «высокая и отвесная скала, загораживающая проход или узкую долину в горах», а также с этнонимами – теонимами «буумал», «булагат» и «алагуй». Последний вариант интерпретации этого топонима как «Страна пегих лошадей» кажется нам предпочтительнее, т.к. с точки зрения общесибирской топонимики он больше подходит для гористой местности, например, в Восточном Саяне (у эвенков бом – ущелье; в Туве есть небольшая гора «Бома» на дороге из Кызыла в Шагонар), а булагаты, в том числе род алагуй, проживали до этого в Тунке. Про «Владение Бома» в китайских источниках VIII в., повествующих об еще более ранней этнической истории народов Центральной Азии (примерно V – VII вв.), мне впервые сообщил известный китаевед Г. Б. Дагданов, который был уроженцем этих мест (с. Кутанка).

Урянхайские пегие и буланые лошади

Как я сам выяснил позднее, «Бома» переводится с китайского «Пестрая лошадь», что соответствует весьма популярной у осинско-боханских бурят в древности масти лошадей, от которой и произошел булагатский этноним «алагуй» – «Всадники, ездящие на пегих лошадях» (ср. знаменитый казахский этноним-политоним «Алаш-Орда», а также «Пегая Орда» на Нарыме).  Сам общеплемененной этноним «булагат» тоже непосредственно связан с буланой частью лошадей (ср. устойчивое парное сочетание, употребляемое при характеристике этнонимов тюркского происхождения, связанных с древнейшим родом «алат» – «ала-була», указывающее лтибо на конскую масть «буланый в яблоках», либо на смешанную метистую масть «пегих» и «буланых» коней).

А буланая масть коней косвенно указывает и на более архаичную этимологическую связь этпонима «булагат» с саяноалтайским тюркским тотемным «булан» – «лось», который, на наш взгляд, связан с именем мифического предка гунно-булгарского племени – Бал, которые стало и названием предкового рода всех болгар (род Бал//Булюк//Балак//Болек). Название «Владение Бома» связано и с гунно-булгарским племенем басмилов («бас»// «баш» – «голова», «головной», «главный» + «милигэ», «билигэ», «булагат»). Таким образом, этноним булагат нужно связывать не с булган (соболь), а с тюркско-уйгурским «булан» – «лось» восходящим к гунно-булгарскому «бул+гар»// «булан+хор», что более логично и с лингвистической, и с тотемистической точек зрения, а также со скифо-арийским племенным названием «сак» (олень, марал, лось), от которого произошли этнонимы «сагай» (хак.), «саха» (як.), «саая», «сакья» и др. По-видимому, исходная форма этнонима «алат» одновременно восходит как к скифо-арийскому «алан», так и к правящему роду гуннов-хунну «лань», что опять же связано с «царскими скифами» Геродота и с обозначением их родов – «сакалаты» и  «паралаты», от которых и происходят этнокультурные и этносоциальные термины «арат», «арий».

В переводе Ю. А. Зуева китайский текст о «Стране Пегих Лошадей» выглядит так: «Земли Бома [Пегие кони] близки к Северному морю; отстоят от столицы [Китая] на 14 тыс. ли. Проходят пять местностей больших по­колений [було] туцзюе и после этого прибывают. Имеют войска 30 тыс. человек, коней 300 тыс. голов. Той страной правит ицзинь [иркин]. От туцзюе не отличаются. Имеют луки и стрелы, мечи, копья и щиты. Нет [чинов] ночной стражи и дворцовой охраны. Не практикуют наград и пожалований. Пределы их страны: с востока на запад один месяц хода, с юга на север 50 дней хода. Страна крайне холодная. Каждую зиму выпадает столько снега, что деревья не погружаются в него лишь на один — два чи, а с наступлением тепла постепенно оттаивают с солнечной сторо­ны.

С помощью коней и людей [ЦФЮГ: конями] вспахивают землю плугом; сеют пять [видов] злаковых. Любят рыбную ловлю. Промыш­ляют рыбу, оленя, выдру, соболя [ЦФЮГ: и шиншиллу] и др. Мясо идет в пищу, а их шкура на одежду. Мало железных сосудов, поэтому вместо блюд и чашек используют котлы из обожженной глины и ос­нование березовой коры. Следуют за травой и водой [т. е. кочуют]. В местах остановок скла­дывают деревья на манер колодезного сруба, делают берестяную кры­шу и используют под жилье. Лежанки земляные, тюфяки из травы, вроде войлочных, и так спят. Когда трава [вокруг стоянки] кончается, перекочевывают; нет твер­дого местожительства. Лошади цветом все пеги, потому и взято наименованием [народа]. Еще говорят, что на тех лошадях не ездят; делают кумыс, пьют его,  вот и всё.

Они с цзегу [киргут] много раз воевали друг друга и взаимно втор­гались. Внешностью из группы [? расы, лэй] цзегу (т.е. хакасских, «енисейских кыргызов» – Н.А.), но их языки друг дру­гу непонятны.

[В ЦФЮГ после слов «наименованием народа»: «Другие говорят, что во всей стране разводят скакунов (?) пегой масти, но на них не ез­дят, а только делают кумыс, пьют его, вот и всё. Так как живут в го­рах, не ладят с цзегу, вторгаются друг к другу и воюют. Внешностью из группы цзегу, но их языки друг другу непонятны. По их обычаям сле­дуют за травой и водой. Нет князя [вана]; ставят малых военных предво­дителей [цзюнь] и старшин [чжан] и повинуются им»].

В середине годов девиза юнхуй [652—653 гг.] при династии Вели­ких Тан отправили ко двору посланника с данью. [Примечание в тек­сте: Туцзюе пегих коней называют хэла; еще известна страна Хэла].

Страна Демонов [Гуй] находится в 60 днях пути на западе от стра­ны Пегих коней. В той стране ночью ходят, а днем прячутся. Одевают­ся в шкуры оленя хуньбо. Глаза, нос и уши такие же, как у людей из Срединного царства [Китая], а рот находится на темени. При еде поль­зуются глиняными сосудами. На их землях не произрастают зерновые. Питаются мясом оленей, свиней [!] и змей.

За 30 дней пути на юг от страны Пегих коней приходят к туциши [тюркеш], а еще за 30 [Н. В. Кюнер: 20] дней пути приходят к яньмо…

Из них Пегие кони и яньмо [нянь] не разводят ни быков, ни бара­нов, ни другого домашнего скота. Их свадебные обычаи одинаковы с туцзюескими [Н. В. Кюнер: В отношении браков: они вступают в бра­ки с туцзюе]. В тех странах много сосны и березы. Ежегодно собирают в оброк шкурки соболя, выдры [? куницы], белки и горностая; преподно­сят старейшинам».

Саха – урянхайцы

Интересные сведения о проживающих в Приангарье этносах, которые в целом, а иногда в некоторых конкретных деталях подтверждают цитируемый текст, приводит Рашид ад-Дин в своем сборнике летописей, когда он рассказывает о том, как жена Толуя, которую персидские и арабские источники неверно называют Соргоктани (на самом деле ее звали Сахатхан – «якуточка»), отправила в бассейн Ангары  специальную экспедицию под предводительством «трех эмиров». Интересно, что Рашид описывает этот эпизод из биографии Сахатхан в разделе «Племя татар», отмечая, что, «когда племена татар, дурбан (видимо, четыре ойратских племени), салджиут (ср. тув. салчаки, а также сельджуки) и катакин объединились вместе, они все проживали по низовьям рек».

Далее Рашид поясняет, что речь идет о левобережных притоках Ангары, из которых наиболее известна р. Иркут, где проживали иргиты (урянхайское племя, упоминаемое еще Геродотом под названием «ирки»): «По слиянии этих рек образуется река Анкара-мурен. Река эта чрезвычайно большая: на ней живет одно монгольское племя, которое называют усуту-манхун. Граница его расселения в настоящее время соприкасается с (пропущено название страны). Та река (Ангара) находится вблизи города по имени Кикаси в том месте, где она и река Кэм сливаются вместе. Город тот принадлежит области киргизов. Утверждают, что эта река (Ангара) в одну область, по соседству с которой находится в море. Повсюдю там серебро. Имена этой области: Алафхим, Адутан, Манху и Балаурнан. Говорят, что лошади их (тамошних народов) все пегие (ала); каждая лошадь сильная, как алагуй четырехгодовалый верблюд; все инструменты и посуда (у населения) из серебра. В этой стране много птиц. Соркутани-беги послала с тысячью людей на корабле (в ту страну) трех эмиров с тысячью мужей они доставили к берегу (из глубины страны) много серебра, но положить его на корабль не смогли. Из того войска больше 300 человек не вернулись обратно, оставшиеся погибли от гнилости воздуха и от сырых испарений. Все эти три эмира возвратились благополучно и жило долго (после того)» («Сборник летописей», с.102).

Племя «Мангуд», «потомки прадеда Темучина 8-го колена Манан Тодона произошли, как отмечал Рашид ад-Дин, от его 7-го сына Начина Баатура, которого звали Манху. Внуком Манху 7-го колена был Хойлдар-Сечен. Особенно интересно для меня упоминание в данном сюжете об экспедиции Сахатхан «монгольского племени усуту-мангун». Здесь речь явно идет о тех же Мангутах, но дело в том, что наше племя Мангут жило и живет до сих пор в долине реки Осы, еще одном левобережном притоке Ангары, т.е. являются «усуту Мангутами» (Здесь Оса – это «ус», «вода»). Мой прадед Махут, родился недалеко от поселка Оса, стоящего на берегу р.Осы, который стал центром Осинского аймака Усть-Ордынского национального округа Иркутской области.

Это эпизод из биографии Сахатхан, таким образом, помогает прояснить весьма спорный вопрос о «су-монголах» («водных монголах»), которых не надо относить к тунгусо-маньчжурам, проживавшим на реке «Мангу» (или Аргунь), которых китайцы причисляли к группе «Дунху» – восточные варвары; собственно говоря, этот термин и означает «тунгус», что соответствует бурятскому «Тунка», т.е. «тункинский аймак», расположенный в Восточном Саяне; соседствует  с Окинским аймаком, где когда-то, проживало тоджинское племя Ак, а сейчас живут «сойоты», т.е. сояны, и с Закаменским аймаком, где до сих живут бурятские хамниганы, т.е. «тунгусы».

Еще один род тунгусского происхождения – ныне тюркоязычные тувинские Донгаки, название которых явно связано с этнографическим понятием «Дунху», входил в племенной союз кереитов, а после их разгрома был рассеян среди других «коренных» монголов. Вот так (или примерно так) Дунху,  среди которых действительно основную массу составляли  племена тунгусо-маньчжурского происхождения, разгромленные еще первым императором хунну Батором-Тэнрикутом (монг. Модунь), правителем первой тэнгрианской империи, были ассимилированы монголами Чингис-хана, которые фактически продолжили политику первого Тэнрикута, т.е. императора Сына Неба, каковым и стал Чингис-хан. Что касается процесса языковой монголизации автохтонного населения Приангарья, следует согласиться с мнением известного бурятского ученого Д.Д. Нимаева, что этот процесс начинается не позднее VI века нашей эры.

Танну-урянхайцы

По поводу «пегих лошадей», о которых мы говорили в связи с «владением Бома», здесь следует добавить, что именно такая масть лошадей была весьма распространенной у лошадей токуз-огузов, предшественников северных теле-уйгуров, их сородичей байырхуу (баргуты), а также хонгодоров и курыкан, предков саха-уряанхайцев, а также танну-урянхайцев. Так, в танских хрониках отмечалось, что «лошади байирку сходны с лошадьми курыкан, большая часть сивой масти с черными пятнами, как у леопарда» (Малявкин, 1989, с.139).

Таким образом, на основе вышеизложенного мы можем сделать вывод, что так называемые «западные буряты», проживающие в Прибайкалье и Горной Бурятии (Тункинский, Окинский, Закаменский аймаки) являются  наследниками всех предшествующих  тюркских каганатов и Объединенного уйгурского каганата (VIII в.), а также северных хунну, но одновременно они являются наследниками Великой монгольской империи (Хамаг Монгол Улс). В духовно-культурной и этноконфессиональной традиции северо-западных бурят сохранились религиозные верования и культы не только сибирских скифо-ариев («религия ариев»), в частности почитание Хормуст-тэнгри, но и религиозные традиции «Белой Веры» тюркоязычных народов Саяно-Алтая, особенно – теле-уйгуров, урянхайцев, хор-туматов, баргутов и др.

Примечание

  1. Мы признательны академику Л. Дашняму за рукопись его статьи о Бодончаре «Некоторые дополнения к истории Бодончара Монхага», которая помогла прояснить многие непонятные места из «Сокровенного сказания» и других монгольских текстов.
  2. В связи генеалогией Чингисхана Т.Д.Скрынникова среди глав родов, встроенных им в свою генеалогию, упоминает и родовое имя Манхуд (см.: «Нукерство – элита монгольского улуса Чингисхана». – материалы конференции «Чингисхан и судьбы народов Евразии – 2». Улан-Удэ, 2007, с.32.).

Литература

  1. Абаев Н. В. «Тэнгрианство» и «Ак Чаяан» как духовно-культурная основа кочевнической цивилизации тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая и Центральной Азии. – «Mongolica», vol.15 (36), 2004.
  2. Абаев Н. В. Идентичность «Танну-Урянхая» и «Урянхайская проблема». – «Идентичность Когурё». – Сеул,2004.
  3. Абаев Н. В. Особенности этноэкологических традиций бурят. – «Буряты». – М., 2004.
  4. Абаев Н. В. О некоторых тэнгрианских эпонимах, этнонимах и политонимах монголов. – «Социальные процессы в современной Западной Сибири». – Горно-Алтайск, 2012. – Вып.13. с.3-5.
  5. Абаева Л. Л. Культ гор и буддизм в Бурятии. – М., 1992.
  6. Ангархаев А. Л. Происхождение монгольских народов в свете мифо-поэтических традиций Центральной Азии. – Улан-Удэ, 2005.
  7. Бакаева Э. П. Джангарчи и задычи: к проблеме мифологического и религиоведческого исследования эпоса «Джангар». // «Проблемы этнической истории и культуры тюрко-монгольских народов Южной Сибири и сопредельных территорий». Вып.2. – М., 1996.
  8. Бира Ш. К изучению истории культа ТНГРИ у монголов. – «Тэнгризм ба монголнууд», Улаанбаатар, 2011.
  9. Билэгт Л. Время и предопределенность в мировоззрении кочевников Монголии XIII-XIV вв.- «Илтгэлуудийн товчолол». – Улаанбаатар, 2011. С.31-34.
  10. Дашням Л. Отражение воззрений монголов о Тенгер в «Сокровенном сказании монголов». – «Тэнгеризм ба монголнууд», Улаанбаатар, 2011.
  11. Дугаров Б. С. Мифология бурятской Гэсэриады: восточные тэнгри. – Улан-Удэ, 2005.
  12. Дугаров Б. С. Хормуста: метаморфозы божества и его теонима. – «Глобализация и монгольский мир». – Улан-Удэ, 2010.
  13. Дугаров Д. С. Исторические корни белого шаманства на материале обрадового фольклора бурят. – М., 1991.
  14. Жуковская Н. Л. Ламаизм и ранние формы религии. – М., 1977.
  15. Зориктуев Б. Р, К вопросу и времени формирования монголоязычного ядра бурят в Прибайкалье. – «Актуальные проблемы истории Бурятии». – Улан-Удэ, 1987.
  16. Зориктуев Б. Р. О происхождении и семантике этнонима булагат. – «Вопросы социально-экологического и культурного развития общества». – Улан-Удэ, 1989.
  17. Малявкин А. Г. Танские хроники о государствах Центральной Азии. Тексты, исследования. – Н.-к., 1989
  18. Нимаев Д. Д. Начало формирования этнического ядра бурят. – «Буряты». – М., 2004.
  19. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. – Т.1. – М.-Л., 1952.
  20. Skrynnikova T. Genealogy of «The Golden Clan» of Chingis-Khan as Codification of Marriage Partnership. – «Mongolica». – vol.22 (43), 2009.
  21. Федорова Л. В., Абаев Н. В. Тэнгранство и «шаманизм»: принципиальные различия стадиально-типологических форм религии. – «Социальные процессы в современной Западной Сибири». – Горно-Алтайск, 2012.-Вып.13. С.172-176.

Один комментарий

  1. Как комментарий к этой работе можно добавить, что на якутском “бом”, “буом”, “бюем”, “бём” означает “обособленно”, “отдельно”, “тайно”, “схоронившись” и т. п. А “пегая” будет “ала”, “эриэн”. Распространенное выражение “сахалар бёмнээн олорбуттар” означает “якуты жили, схоронившись, спрятавшись”. Что ассоциируется со старинной общетюркской легендой о проживании древних предков в тайной долине, тайном урочище Кюн Оркен, Кун Орхон, Оргенокон, Ергенокон, Куня Ургенч и т. д. А также с тибетской легендой о солнечной долине Ургьен, ассоциируемой с долиной Сват в современном Пакистане, на границе западного Тибета с Памиро-Гиндукушем. Учитывая что ветвь племени ди – бома обитали на западе Тибета, а белые ди в 1 тыс. до н.э. обнаруживаются на Памире, в Ишкашиме и на склонах Гиндукуша, то можно предположить, одновременно возражая мнению Л. Н. Гумилева, сибирские динлины-бома и западно-гималайские ди-бома в корне суть одно и то же племя. И крови тюркских и монгольских народов объединены еще с древних времен кровью этого племени. И культура этого племени лежит в основе тюрко-монгольских традиций. Дополнительным подтверждением служит тот факт, что Гэсэриада является собственным эпическим произведением множества кочевых народов Центральной Азии – с Гималаев до Байкала. И его исторической родиной все-таки признается западно-тибетское нагорье и прилегающие к нему гималайские горные долины, урочища.
    Вообще, считать, что именно версия бурятской Гэсэриады является основным источником тенгрианства, наверное не совсем корректно по отношению к эпическому наследию других тюркских и монгольских народов. Тем более, Гэсэриада подверглась за историческое время мощному влиянию буддизма, когда как якутские, хакасские, алтайские, шорские героические эпосы более сохранили свои оригинальные тенгрианские архаичные пласты. Другое дело, что бурятские версии менее обуддизированы чем монгольские, тибетские и другие. Но и в тех можно “раскопать” очень древнее ядро. Необходимо организовать сравнительное изучение всех версий Гэсэриады. Наверное это можно на должном уровне организовать именно в БНЦ тибетологии и буддологии.

Комментарии запрещены