Тэнгрианство в векторе развития буддийской цивилизации народов Внутренней Азии

Феномен сакрализации Неба у этносов, относящихся к алтайской семье языков, фиксируется со времени возникновения у них мифологии, тесно связанной с  их ранними религиозными воззрениями и представлениями о картине мира.  Небо в  этих представлениях – это  воплощение абсолютной  удаленности, малодоступности,  символ вертикальной  вершины с горизонтальным делением на многочисленные и многослойные  сферы. Сакрализация Неба и Земли как две полусферы, составляющие в конечном итоге круг как геометрической и физической фигуры фиксируется практически во всех  религиозных традициях Востока и Запада, образно отражая и выражая их космогонические, космофорические и космогенетические представления и чаяния.  Круг,  как геометрическая структура, аутогенная по своему происхождению,  в большинстве случаев абсолютно идентично трактуется в религиозных культурах этносов насельников Внутренней Азии (монголы, маньчжуры, тюрки,  уйгуры, эвенки, тибетцы и др.) как символ бесконечности и законченности и сакрализуется как высшее совершенство, существующее в физических и метафизических измерениях.  Исторически  Земля в архаичных представлениях многих этнических культур представляла собой  плоский круг, который  держат или  три слона,  или три кита, или три черепахи и т.д.  При этом, фигуранты, держащие этот плоскостной круг, соответственно, существующей на то время в этнических культурах мифологии, являлись, как правило, животными тотемного или мифологического и мифопоэтического происхождения, непосредственно связанные с конкретной территорией  региона Внутренней Азии.

Плоскостное представление о  традиционной картине мира  многих этнокультурных традиций  древних насельников нашей планеты  по мере открытий многих физических,  биологических и астрономических законов и эволюции человеческого социума в целом постепенно меняется – круг, становится объемным и проецируется, наряду со своими уже устоявшимися функциями,  – в шар – в универсальный феномен присутствия уже  не одного круга, а множества так называемых «плоскостных» кругов, по вертикали и горизонтали составляющих структуру объемного шара.  По физическим законам движения это неограниченное множество графических кругов, образуют и представляют  в своей статике и динамике шар. А шар, во многих религиозных традициях, в том числе монгольских и тюркских народов, всегда ассоциировался с космическим мироустройством, т.е. непосредственно с космосом.

Поскольку  космос, как понятие и термин, греческого происхождения, то и космогонические и космогенетические мифы в достаточно развитой форме все же принадлежат их этнокультурной традиции. Однако в христианской религиозной традиции Космос, как феномен, все же вторичен по отношению к  изначальному библейскому – Хаосу.  В.Н. Топоров  утверждает  – «Взаимоотношения космоса и хаоса осуществляются не только во времени, но и в пространстве. ….Сферическая схема Космоса, объятого хаосом, первозданным океаном, мировой бездной, может заменяться вертикальным или горизонтальным вариантом, при котором хаос помещается ниже  космоса или на крайней его периферии (на севере или на западе, за пределами Космоса)  [Топоров, 1982].  Известный классик при этом характеризует ряд признаков  универсальных мифологических представлений о  целостной и уникальной сущности Космоса  как   структуры феноменальной и совершенной: целостность; наличие широкого внешнего пространства;  членимость пространства и времени; упорядоченность и организованность; наличие некоего общего принципа  –  Закона, управляющего Космосом;  происхождение многочисленных космогонических мифов в результате эволюции представлений о космическом совершенстве; антопоцентрическое понимание Космоса как вместилища жизни человека; различимость и воспринимаемость Космоса и его элементов; эсетические характеристики, выраженные в его красоте, гармонии и пластичности. (Tам же, – С.10). Небезынтересен тезис В.Н. Топорова, что в вертикальная структура Космоса трехчленна и состоит из верхнего мира (небо), среднего мира (земля) и нижнего мира (подземное царство, преисподняя ), где подземный мир ассоциируется или трактуется как хаос, что « иногда влечет за собой исключение  его из трехчленной схемы космической  вселенной» ( Там же, – С.10).  По мифологическим же представлениям монгольских и тюркских народов Небо персонифицировано верховным демиургом – Вечным Синим Небом, который  обитает в высших уровневых слоях. Известно, что где-то ниже  на шестнадцатом уровне обитают другие тэнгрии,  на седьмом небе живет Мать-Солнце, а на шестом – Отец-Месяц. Но в некоторых мифах наоборот  – солнце несет в себе мужское начало, а месяц – женское, а мужское   божество-тэнгэри обитает выше женского. Однако по мере эволюции религиозной культуры народов – насельников Внутренней Азии вертикальная структура их мировосприятия  фиксирует такую же картину  как и у Топорова В.Н., т.е. формируется и  приобретает трехчленное  видение мира.

Территориальное и культурное пространство монгольской, тюркской и алтайской метаэтнических общностей в современный период представляет собой многообразные этномонгольские и этнотюркские сообщества в Китайской Народной Республики,  в Республике Монголия и Российской Федерации.       Генезис  их культурной идентичности лежит в обширном пространстве Центральной и Внутренней Азии с ярко выраженной  динамичной кочевой и полукочевой цивилизацией, мировоззрением и мировосприятием кочевника, выработавших особую и специфическую форму этнической психологии, кочевой  ментальности и традиционных ценностей.  В качестве общего культурного наследия среди всех тюркских, алтайских и монгольских народов сохраняются основные элементы ранних религиозных представлений и воззрений, в основе которых фиксируется общий для этих этносов  феномен круга, а также знаки, символы, язык, ценности, правила повседневности, социальные нормы, социальные санкции, представления о мифологическом и реальном, поведенческие нормы, этикет, обычаи, традиции, ритуалы.

Ареал функционирования круга в этнокультурных традициях, алтайских, монгольских и тюркских народов Внутренней Азии достаточно обширен. Если коснуться материальной части этих этнокультурных традиций – то это и в основных моментах круглые формы жилища, поселения по кругу с центром посередине. Пространственные аспекты этноконфессиональной идентификации и идентичности, поведенческая  экология, а также сформировавшиеся окончательно самосознание  внутри китайской, славянской и  собственно монгольской, тюркской и алтайской метаэтнических общностей в результате многих социокультурных факторов  обладают этнодифференцирующими особенностями. Но все же, основными, на наш взгляд, являются факторы, фиксирующие универсальное религиозное начало и тождественность общего характера сакрализации Неба и конкретными историческими формами его существования. Одной из самых классических форм религии метаэтнической монгольской и частично тюркской общности,  населяющей современные районы Внутренней Монголии Китая, собственно республику Монголия и  многие регионы  Российской Федерации, в том числе Бурятию, Калмыкию и Тыву – является особая, специфическая система верований и культов, в основе которой лежат одухотворение и обожествление объектов и явлений природы, вера в возможность магического воздействия на свою  и сопредельные этносферы с помощью Неба и небесных божеств, с которыми в состоянии определенного мистического транса общается человек, наделенный особой определенной магической силой. Эта религиозная система, используя более ранние формы религии (магию, тотемизм, фетишизм и др.), придала религиозной системе средневековых насельников Внутренней Азии  (тэнгрианству) более систематизированный и институционально оформленный характер. При этом  личность  персонажа, осуществляющего множество религиозных и социальных функций в родовых и племенных коллективах играла важную роль. В традиционном понимании представителей метамонгольской  и метатюркской общностей данный персонаж являлся медиатором (посредником) между миром людей и животных с небесным божеством, изначально персонифицированного как Вечно Синее Небо (Хухэ Мунхэ Тэнгэри).

На наш взгляд, исторически данная религиозная система метаэтнической монгольской общности восходит к древним религиозным верованиям монгольских  и тюркских народов Внутренней Азии, оформленных позже в тэнгрианские воззрения, теории и практики  а классический шаманизм эвенков и маньчжуров – к верованиям и культам тунгусо-маньчжурских народов Дальнего Востока и Сибири. В процессе исторического развития данный религиозный феномен постепенно эволюционировал от низших форм к высшим под влиянием более развитых национальных и мировых религий (тибетский бон, иранский зороастризм, несторианство, буддизм и др.), приобретая все более сложный и систематизированный характер, в результате чего превратился в стройную высокоразвитую  религию, имеющую почти все компоненты развитой религиозной системы: свою космологию и мифологию, обрядность,  организационную структуру и т.д.

Как показывают полевые исследования монгольских и зарубежных ученых, в том числе и наши собственные – многие религиозные обряды монгольских народов отправляются у подножия гор – общеизвестное всем – обоо, которое, как правило, привязано к так называемым «хозяевам» местности. Т.е. персонификация Неба, как верховного и ведущего  сакрального божества монгольского ареала регионально и локально перешла в разряд региональных и локальных божеств-хранителей региона, Так незаметно в течение веков эволюционировало так называемое «тэнгрианство», поступательно адаптируя далеко не лучшие формы религиозных верований и культов тунгуссо-маньжчурских этносов, населяющих сопредельные территории Внутренней Азии вместе с монгольскими и тюркскими этносами. При этом необходимо подчеркнуть, что мифологическое сознание  алтайских, тюркских и монгольских этносов на территории Внутренней Азии  всегда связывало в одно целое природу (макрокосм) и человека (микрокосм), а образ горы всегда выполнял в этом сознании очень важные функции, играя роль медиатора (посредника) между различны­ми началами и силами (стихиями) мироздания – человеком и природой, небом и землей и т.д. Возможно, именно поэтому,  начиная с 16 века вплоть до современного периода, многие религиозные культы и ритуалы этих народов отправляются у подножия гор [2].

Тэнгрианские  традиционные воззрения, создавшие собственную уникальную картину мира, возникшие еще в период мифотворчества и мифопоэтических образов, конечно же, остались в традиционном представлении насельников Внутренней Азии, например, на уровне восприятия  небесного происхождения самого Чингисхана и других ханов и хаганов внутриазиатского мира, о чем неоднократно и широко писали многие исследователи. Наиболее глубокие корни «тэнгрианства» мы обнаруживаем в космогонических мифах как монгольских, так и тюркских этносов Внутренней Азии.  В процессе  своего исторического развития у этих насельников Центральной Азии в результате кросс-и-интеркультурных взаимоотношений складывалась  идентичная  дуальная религиозно-мировоззренческая система («Небо» – «Земля») как специфическая форма социальной самоорганизации, упорядочившая «субъективное» в сознании, на уровне объективного кочевого мировоззрения. Из первоначального космического хаоса, по их мнению, появился определенный порядок, сформировалась традиционная картина мира, т.е. религиозно-мировоззренческая упорядоченность, а также связанная с ней структура социального и природного бытия на основе этой дуальной организации.

Исследования последних лет показали, что  «тэнгрианство» как монгольских, так и тюркских этносов имеет тесные историко-генетические связи не только с «религией ариев» (древних иранцев, скифо-ариев Саяно-Алтая, саков и согдийцев Средней Азии и Восточного Туркестана, индо-ариев и др.), но и с тибетским бон, традиционной религией японцев синто, китайским культом Неба (Тянь),  «авраамическими религиями» Передней Азии и т.д.  [2].

Буддийская  религиозная культура для насельников Внутренней Азии, особенно для кочевой цивилизации монгольской меефэтнической общности, которая адаптировала буддийскую теорию и практику в разные хронологические периоды была все же инновационной в системе их этнокультурных традиций . Необходимо здесь  отметить и подчеркнуть, что единственный представитель тюркской метаэтнической общности –  тувинцы –  исторически и  в настоящее время на протяжении уже нескольких веков  являются адептами  буддийской теории и практики. Это достаточно уникальное явление в религиозной культуре тюркских народов, и также заслуживает особого внимания исследователей, так как адаптация буддийских религиозных знаний  и практик в этнокультурной и социальной среде тувинцев происходила в схожем и практически  одинаково направленном  векторе с монгольскими народами. Ведь тувинцы  являлись сопредельным этносом монгольских народов, представляя вместе с ними практически единый этнокультурный анклав Внутренней Азии.

По истечении определенного времени эта новая для кочевников религиозная культура, как в доктринальном, так и в ритуальном смыслах, стала восприниматься и декларироваться как традиционная для всей этнической территории. Как мы уже упоминали, монгольские и тюркские народы, населяющие регион Центральной Азии, воспринимали ареал своего обитания как некую сакральную территорию с культом Вечного Синего Неба, небесных планет и светил, Млечного пути, Полярной звезды, Земли и локальными всевозможными «хозяевами» местностей, гор, пещер и деревьев. Однако весь этот огромный пантеон органично инкорпорируется буддийской религиозной системой, создав особую единую этноконфессиональную культуру региона.  Конфессиональная идентичность монгольских народов в целом и тувинцев в частности, с момента адаптации буддийской теории и практики  органично вплетается в буддийскую религиозную культуру и с того  периода более или менее находится в ее русле.

Этнокультурный анклав монгольских этносов и тувинцев, воспринявших буддийскую религиозную культуру, на основе уйгурской письменности несомненно имеет общие специфические черты с тибетской этнической традицией, чьи архаичные добуддийские религиозные обряды и ритуалы были практически идентичными. Однако здесь все же следует поставить вопрос – а не зря ли монголы восприняли и адаптировали именно уйгурскую основу письма и не были ли они первоначально адептами уйгурской региональной формы буддийской теории и практики?

Феномен адаптации инновационной системы буддийской культуры, в наше время считающийся традиционным для всего ареала Внутренней Азии, указывает, возможно, на то, что этносы – насельники этого региона были практически готовы воспринять и закрепить новую религиозную систему в своих этнокультурных символах в результате интеркультурного взаимодействия. Феноменальным является также и то, что монгольская метаэтническая общность и тувинцы в том числе, на этом этапе своего развития интегрировалась уже в рамках буддийской культуры, восприняв не только буддийскую обрядовую и культовую практики, но и всю ее доктринально-философскую систему, органично внеся в их канву и добуддийские (тэнгрианские) религиозные знания и практики, но отнюдь не шаманские религиозные  традиции тунгусо-маньчжурских этносов, также населяющих  регион Внутренней Азии. Феномен буддийской культуры в структуре кочевых традиций монгольских народов, естественно, имеет свои этнодифференцирующие аспекты, но несомненны и его этноинтегрирующие функции. Этноконфессиональная культура монгольских этносов и буддийские знания и практика тувинцев на протяжении уже многих веков практически не может представить себя вне буддийской религиозной традиции [3].

Этноинтегрирующий фактор буддийской культуры четко фиксируется также в его антропоцентристской, метаэтнической, универсальной направленности, духовной гармонии, нравственном самосовершенствовании, милосердии, сострадании, четкой иерархии будд и бодхисатв и всего буддийского пантеона во главе с Буддой. Этноконсолидирующая и интегрирующая роль буддийских основ и принципов особенно ярко выражена в высокой степени толерантности по отношению к другим религиозным культурам.

Феномен буддийской культуры также заключается, на наш взгляд в том, что эта религиозная культура как система, уже на ранних этапах включает и несет в себе  совокупность всех знаний о человеке, его поведении в психической и психо-соматической перспективе, психоаналитические характеристики и парапсихологические возможности, а также потенции каждой этнической культуры, способной стать адептом данной религиозной  буддийской традиции, локализуя и модернизируя собственные традиционные этнические религиозные нормы, а иногда и инкорпорируя их, выдвинув пантеон буддийских божеств как приоритетный. При этом, те этнокультурные системы в разные исторические периоды, воспринявшие буддийскую культуру, абсолютно органично и естественно, по истечении  определенного периода считают, как правило, новую когда-то инновационную для них буддийскую культуру своей традиционной, идентифицируя себя именно внутри системы буддийской культуры. 

Абаева Л.Л.
Россия, г. Улан-Удэ
luba-abaeva@mail.ru

Источники и литература:

  1. Топоров В.Н.. – Космос – Мифы народов мира. – Энциклопедия. – Т.2. – М., 1982. – Издательство «Советская энциклопедия». – С. 9-10.
  2. Бира Ш. The Mongols and Christianity// Шагдарын Бира. Монголын Тэнгэрийн Узэл, Mongolian Tengerism.Туувэр Зохиол, Баримт бичгуд./ Selected Papers and Documents. –Улаанбаатар: 2011. – 482с.
  3. Абаева Л.Л. Небо в религиозной культуре монгольских народов // Проблемы изучения тенгри в аспекте мировоззренческой культуры. – Улаанбаатар, 2013. – С.66-72.