(Из материалов IV-й Международной научно-практической конференции «Тенгрианство и эпическое наследие народов Евразии: истоки и современность», 09-10 октября 2013г., Улан-Батор, Монголия)
Бурятский героический эпос о Гэсэре, как свидетельствует история фольклористических исследований в Бурятии, является одним из главных направлений в бурятском эпосоведении. Он считается достаточно изученным в плане сюжетики, поэтики и его соотнесенности с бурятской фольклорной традицией. Будучи сводом различных мифологических сюжетов, лежащих в основе эпического сказания, эпос «Абай Гэсэр», тем не менее, еще слабо изучен с точки зрения уранических представлений бурят.
Будучи древнейшей формой освоения мира, тэнгристская (от слова тэнгри– небо, небожитель) мифология как таковая, о чем свидетельствуют тексты, занимает значительное место в мировоззрении сказителей – творцов Гэсэриады. Своеобразие бурят-монгольской мифологии, относящейся прежде всего к миру небесных богов и их пантеону в целом, наиболее рельефно выявлено в эпосе «Гэсэр», его начальной главе – прологе, где мифологическая картина всего космоса, богов-небожителей и отцов героев бурятского эпоса – Гэсэра и его тридцати трех баторов (богатырей) приняла законченно-систематический вид. По мнению самих бурят, «самым лучшим руководством для ознакомления с шаманской мифологией является героическая поэма о Гэсэр-хане – сыне неба» [1, с. 7].
Тэнгристская мифология, содержащая пантеон древних божеств и мифологическую картину сакрального мироздания, определяет статус бурятской Гэсэриады как сказания, имеющего субстанциональное значение для идентификации национальных основ духовного наследия бурятского народа и его органической связи с центральноазиатским культурным комплексом. Необходимо особо подчеркнуть, что важнейшую идеологическую и сюжетообразующую роль в бурятской Гэсэриаде играет ее вступительная часть, именуемая прологом. Именно в прологе дается описание божественных обитателей Верхнего мира (Дээдэзамби) и «портретная» характеристика основных персонажей тэнгристского пантеона, играющих существенную роль в завязке эпического действия и определении сакральных истоков образа Гэсэра. Многочисленные варианты прологов, прежде не становившиеся объектом исследования в эпосоведении, представляют собой три условных группы источников по тэнгристской мифологии.
К первой – базисной – относятся известные варианты сказителей М. Имегенова, П. Петрова, П. Тушемилова, П. Дмитриева, сводный вариант М.Н. Хангалова. Наиболее широко и развернуто мир небожителей представлен в прологе молькинского варианта, составляющего самостоятельную версию в унгинской Гэсэриаде и отличающегося от всех опубликованных текстов «Гэсэра» полнотой и своеобразием сюжетной структуры. Пролог, насчитывающий более 4 тысяч стихотворных строк, является фактически сказанием в сказании и уникальным по полноте и разнообразию сводом мифологических сюжетов
Вторую группу источников образуют малоизвестные, впервые введенные нами в научный оборот на русском языке материалы. К ним относятся три варианта в записи американского ученого Дж. Куртина, среди которых особую ценность представляет вариант Архокова, значительно дополняющий мифологический дискурс пролога в эхирит-булагатской версии. Также следует назвать прологи Гэсэриады сказителей О. Хантаева и М. Шобонова, хранящиеся в архиве Центра восточных рукописей и ксилографов ИМБТ (Улан-Удэ) и архиве Института востоковедения (Санкт-Петербург). Третью группу источников составляют прологи, не связанные тематически с Гэсэриадой, но имеющие важное значение для уяснения прологового феномена и общих типологических черт, характеризующих значимость «тэнгристского» фактора и роль божеств в эпической традиции бурят. Сюда относятся прологи улигеров (сказаний) «ХухэрдэйМэргэн» (сказитель Б. Болдонов), «Буха Харахубун» (сказитель М. Имегенов), а также в сравнительном плане представляет интерес пролог в некоторых вариантах калмыцкого эпоса « Джангар ».
Особую группу источников представляют собой прологи центральноазиатских и тибетских версий Гэсэриады, некоторые из них впервые использованы нами в сравнительном эпосоведении. Так, например, благодаря помощи моего коллеги Сэчэнмунха из г. Ланьчжоу (КНР) переведена на русский язык гуйдэская версия. То же самое следует сказать о тувинской версии, переведенной на русский язык по нашей просьбе Д.С. Кууларом. К данной группе источников примыкают и прологи восточномонгольского «Сказания о кальпе» («Галвынγлгэр») и якутского олонхо « Нюргун Боотур Стремительный », также впервые рассматриваемые в бурятской фольклористике. В целом вышеназванные монгольские, тибетские и тюркские версии прологов, исследованные в сравнительно-типологическом плане, явились важным условием в комплексном осмыслении значимости концепта сына неба как эпического героя в сибирско-центральноазиатском этнокультурном ареале и выявлении специфики бурятского фольклорно-мифологического континуума [2, с. 183-276].
В свете вышесказанного необходимо подчеркнуть, что характеристика богов в бурятской Гэсэриаде не ограничивается только прологом. Их роль проявляется во многих ключевых эпизодах эпического нарратива, поскольку сам Гэсэр и его баторы, будучи сыновьями западных небожителей, ведут на земле борьбу с потомками восточных тэнгриев, выступающих в образах могучих мангадхаев и других отрицательных персонажей. Поэтому, помимо пролога, имеют большое значение собственно улигерные (эпические) тексты, а также тексты шаманских призываний, этнографические и этнолингвистические материалы. В них содержится необходимая источниковая база для воссоздания целостной картины сакральных аспектов Гэсэриады, связанных с культовой характеристикой высших мифологических персонажей в общем контексте бурятской фольклорно-мифологической традиции.
Наличие двух разностадиальных версий бурятской Гэсэриады – эхирит-булагатской и унгинской в рамках единой фольклорной традиции позволяет рассмотреть сложный комплекс уранических представлений бурят, обнаруживающих теснейшую связь с шаманистской мифологией, и проследить эволюцию образов, мотивов и сюжетов теогонической поэзии как высшей формы сказительского мифотворчества. По своей семантической характеристике и иерархической репрезентативности тэнгристские мифы в небесном прологе Гэсэриады образуют несколько сюжетных циклов. Первый из них можно условно назвать «матриархальным». В него входят поэтические рассказы об Эхэехэ бурхан, МанзанГурмэ и МаясХара. Эта триада представляет соответственно Великую мать-богиню с функцией демиурга и ее дочерей – прародительниц богов.
Следующий цикл мифов содержит информацию о происхождении и генеалогии уранических богов, приводится персонажный ряд представителей старшего поколения во главе с небожителями-старейшинами. Третий цикл мифов объединяет архетипический мотив смены поколений богов, проявляющийся в форме борьбы за верховенство в небесном мире. Он находит развязку в военном конфликте западных и восточных божеств, возглавляемых соответственно Хан Хормустой и Атай Уланом. Теомахия в свою очередь характеризуется мотифемой. Так, в основном русле сюжета борьба за власть в Верхнем мире проявляется в мифе о СэгэнСэбдэгтэнгри – небожителе, олицетворяющем центр, и его дочери СэсэгНогон. Оригинальное продолжение тема битвы богов получает в серии мифов о борьбе Асарангуйских тринадцати тэнгриев за главенство среди восточных небожителей после низвержения Атай Улана на землю. Тот же мотив, его «зооморфная» модификация в виде единоборства западного и восточного небесных быков встречается в ряде еще не обнародованных вариантов пролога. Следует подчеркнуть, что тема бинарных оппозиций является популярной в небесных сюжетах, что объясняется дуалистичностью самой бурятской мифологии. Эта особенность бурятской мифологии наиболее рельефно выражена в лейтмотиве небесной теомахии, являющейся ядром прологового действия и не имеющей аналога в центральноазиатских прологах.
Что касается общей характеристики тэнгристского пантеона, она отражает в эпической интерпретации всю сохранившуюся у бурят сумму представлений о небесном мироустройстве и его генезисе. В архитектонике мира небожителей прослеживается стадиальная преемственность, генеалогические и иерархические отношения между божествами, приведенные в определенную систему, основанную на дуалистическом принципе. Значительную роль в моделировании пантеона и классификации мифологических фигур с выделением основных членов патриархальной семьи небожителей играет символика чисел 3, 7, 9, 13, 44, 55, 99, считающихся сакральными в мифологической традиции монгольских народов. Также важную «организующую» функцию несут цветовой и латеральный коды, регулирующие бинарные особенности тэнгристского космоса и теонимию персонажного ряда.
Концептуальный характер самого пантеона исходит из антропоморфических образов божеств, составляющих первостепенный элемент в небесной мифологии бурят. В эхирит-булагатской версии в результате анализа нами определены в синхроническом плане три группы небожителей. К первой относятся наиболее архаичные божества, олицетворяющие небесный свод и атмосферно-природные явления. Это Оёр Саган тэнгри, Хурта Баян тэнгри, Манта Баян тэнгри, Харанхуй Бурунхуй тэнгри. К ним примыкает Галта Улан тэнгри – Огненный Красный тэнгри, представляющий персонифицированное солярное божество. В эпосе он выступает как предшественник Атай Улана в фольклорно-мифологической традиции бурят и как обобщенный образ восточных небожителей, что свидетельствует об их стадиальном старшинстве в сравнении с западными. Отметим, что Галта Улан тэнгри – один из главных улигерных персонажей, а сюжетное действие, связанное с ним и его дочерью Гагурай Ногон – небесной женой Гэсэра, составляет существенную часть эпического нарратива, содержащего элементы прапролога.
Следующую группу божеств образуют Эсэгэ Малан тэнгри, Заян Саган тэнгри и Хухэдэй Мэргэн тэнгри. Они представляют верховную триаду западных небожителей – небесных прародителей и покровителей Гэсэра. Примечательно, что Ханхан Хёрмос (Хормуста) в эхирит-булагатской версии фигурирует как символический персонаж, не адаптировавшийся в сюжетной структуре улигерного текста. Это обстоятельство указывает на факт позднего заимствования образа данного божества.
К особой группе мифологических персонажей принадлежат мангадхаи во главе с их патриархом небесного происхождения. Атрибутивная символика старейшины мангадхаев и его метаморфизм имеют выразительные параллели в евразийских мифологиях, особенно в восточномонгольском эпосе «Сказание о кальпе». Это говорит о нем как о бывшем тэнгрии, низвергнутом с неба на периферию космоса и перешедшем в разряд демонических существ в результате смены поколений богов. Данный персонаж, сохранившийся во всей целостности своего образа в эхирит-булагатской версии, еще раз подчеркивает ее уникальную значимость в реконструкции архаических основ пантеона бурят-монгольских божеств.
Дальнейшую стадию развития теологических представлений бурятских сказителей-мифотворцев демонстрирует унгинская традиция. Общее количество тэнгриев как мифологических единиц первого порядка достигает 99 как знак высокой сакральной информативности текста, что позволяет считать список небесных божеств в пантеоне Гэсэриады наиболее полным каталогом тэнгристских богов, известных в бурятоведении. Выявлена следующая схема иерархического устройства небесного мира, отражающая приоритет богинь-прародительниц. Генеалогический ряд западных божеств представлен (по нисходящей линии): Манзан Гурмэ, Эсэгэ Малан тэнгри, Хан Хормуста тэнгри. Сыном последнего считается Гэсэр, который во всех вариантах унгинского пролога имеет бурятские имена и фигурирует в ряде случаев не только как сын верховного небожителя, но и как божество-воитель. Симметричность соблюдается и в отношении родословной восточных божеств: Маяс Хара, Асарангуй Хара тэнгри, Атай Улан тэнгри.
Билатеральная генеалогия верховных небожителей свидетельствует об упорядочивании иерархического устройства пантеона в соответствии с эволюцией традиционных мифологических концептов бурят, что особенно наглядно проявляется при сравнении персонажного ряда ведущих божеств в эхирит-булагатской и унгинской версиях. В связи с этим небезынтересно отметить факт стадиальной смены ряда уранических божеств в системе эпического пантеона. Так, Заян Саган тэнгри, Хухэдэй Мэргэн тэнгри, Галта Улан тэнгри, играющие существенную роль в эхирит-булагатской версии, в унгинской версии уходят на второй план, уступая свои функции новому поколению богов. В данном контексте важно подчеркнуть устойчивость позиции Эсэгэ Малан тэнгрия, сохраняющего свой верховный статус в обеих версиях Гэсэриады. Следовательно, эпический материал адекватно отражает культовую значимость данного божества как центрального в религиозно-мифологической традиции бурят.
Что касается Гэсэра, его образ, вобравший в себя черты многих улигерных героев божественного происхождения, органично воплощает архетипический концепт сына неба в бурятской эпической традиции. Поэтому пролог в контексте уранических представлений творцов Гэсэриады есть развернутый миф, повествующий о мире богов, как о небесной предыстории героя. В качестве улигерного персонажа Гэсэр воспроизводит на «героическом» уровне функционально-семантическую характеристику Хухэдэя Мэргэна – бога-громовержца в бурятской мифологии. В эпической интерпретации функция истребителя сил Зла составляет древнейшее ядро образа небесного героя, отправляемого божествами Неба на землю для уничтожения чудовищ. Данный тип героя, связанный с центральной темой героических сказаний в центральноазиатской традиции, особенно ярко проявился в архаичном эхирит-булагатском эпосе.
Функциональное сходство бога-громовника и героя – посланника неба сохраняется и в унгинской версии Гэсэриады. В ней герой считается сыном Хан Хормусты, который в поздних мифологических представлениях бурят и монголов в качестве бога неба моделирует атмосферно-грозовые феномены, дублируя тем самым основную функцию Хухэдэя Мэргэна, оттесненного на задний план в результате смены поколений богов в бурятском пантеоне. В связи с вышесказанным необходимо подчеркнуть этиологическую мифологичность пролога как исходного пункта для проявления функции Гэсэра как бога и сына бога в ипостаси эпического героя, посредством которого эпос демонстрирует свою парадигматическую связь с мифом. Именно семантико-генетическое родство героя с Небом является предпосылкой для сакрализации самого улигера. Идея же божественного происхождения Гэсэра связана с генезисом пролога как важнейшей начальной части эпоса, содержащей образы теогонической мифологии.
Таким образом, концепт тэнгристской мифологии, представляющий квинтэссенцию уранических взглядов бурят-монголов, наиболее рельефно и наглядно реализуется в контексте бурятской Гэсэриады. Данная тема является новой и перспективной для бурятского эпосоведения, поскольку она предполагает синтез смежных научных исследований в области религиоведения, мифологии, этнографии, источниковедения и культурологии. В этом также видится актуальное направление не только для Бурятии, но и для тюрко-монгольского и евразийского ареала в целом с учетом современных реалий и тенденций в осмыслении духовного наследия и этнокультурных взаимосвязей народов Запада и Востока.
Баир Дугаров
Использованные литература и источники:
1. Потанина А.В. Из путешествий по Восточной Сибири, Монголии, Тибету и Китаю. М., 1895.
2. Дугаров Б.С. БурятскаяГэсэриада: небесный пролог и мир эпических божеств. Улан-Удэ, 2005.
Нельзя, конечно, не заметить, что изложенные автором мифология с ее интерпретацией хотя и являются довольно интересными для специалистов, но они не будут ни в коей мере способствовать решению каких-либо практических общественно-политических задач. Ведь в современном мире, в эпоху глобализации и бурной информатизации, даже целенаправленная попытка внедрения в общественное сознание представлений, изложенных в статье, не будет находить понимания у общественности.Сложный и противоречивый пантеон богов трудно удержать в памяти даже тренированному человеку. А самое главное – для чего они ему нужны? Т.е. они будут мешать адекватному восприятию мира.Ведь жизнь человека очень коротка, и ему за это время необходимо успеть хоть как то систематизировать массу информации. Ну и кроме того, сама жизнь показала, что многобожие ведет к дезинтеграции общества. Если уж в условиях относительной свободы, т.е. в течение 13-19 веков, изложенная мифология не привела к интеграции хотя бы сибирских племен (а более того, она их лишь дезинтегрировала), то в рамках современного мира она уже сделать ничего не сможет. Бесстрастная статистика свидетельствует о ежегодном исчезновании тех или иных языков и племен. Это мировая тенденция. Практика показала, что в условиях динамичного взаимодействия народов тюркскую идентичность смогли пока сохранить только мусульмане и немного буддисты.Но монголы правда до настоящего времени особо тесно ни с кем не взаимодействовали. Хотя они имеют единоверцев вовне и есть шанс, что вкупе с ними они смогут просуществовать еще значительное время.
Перед сибирскими учеными стоит очень сложная задача. Необходимо убрать многовековые напластования на Единобожие, которые образовались у сибирских народов за много веков, фактически, за два тысячелетия.Хотя развитие науки и техники уже само по себе способствует устранению примитивных предрассудков, тем не менее сами по себе они не уходят. Мы видим, что порой даже люди с высшим образованием никак не могут понять, что не может быть Бога-Творца у каждого отдельно взятого народа. Называться у разных народов по-своему он может. Но по сути – это один Единый Творец. Народу нужно объяснять, что сказители-интерпретаторы всегда превносят в любое учение нечто свое. Интересен в этом плане пример с христианством. Как мы знаем Евангелие было дано Богом Иисусу (мир ему).Но при его жизни последователей было немного. Поэтому до нас Евангелие дошло лишь в изложении 4 сказителей-интерпретаторов ( Марка, Ионна, Луки и Матвея), которые утверждают, что сам Господь-Творец свободно ходил среди люди. Когда же людям объясняешь, что такого не могло быть, потому что согласно Ветхому Завету людям просто не дано лицезреть Господа (просто сгорают люди в присутствии Господа), то они не знают что сказать в ответ и пускаются в очень сложные, запутанные объяснения. некоторые правда задумываются и замолкают. Но тем не менее сразу отказаться от прежних убеждений не могут. Хотя вроде бы ясно, что Иисус (мир ему) просто человек-пророк, рожденный необыкновенным способом, т.е. без отца. Но удивительного тут ничего нет. Адам (мир ему) был создан Господом вообще без участия отца и материа. Для Господа такое не сложно.
Автор фактически наглядно показывает как какой-либо миф через эпическую интерпретацию (народные сказания) “обрастает” новыми деталями и дополнениями. Именно благодаря такой интерпретации первоначальная мысль о едином для всех народов Боге-Творце дополняется народными сказителями идеями о новых (национальных) богах и божках. Причем эти божки начинают приобретает вполне человеческие качества, т.е. их желания уже имеют сходство с людскими. В общем то нового тут ничего нет. У всех народов, исповедующих многобожие, прослеживается аналогичная тенденция. Интересно имя Хормуста. Ведь это переделанное на монгольский лад имя Ахурамазда или Ахур Мазда. Это имя божества, существовавшее уже в период пророка Заратустры, который жил примерно 500 лет нахад до н.э. Он проповедовал идею единого Бога, но не был понят своими соплеменниками и умер в изгнании. Его учение было искажено и воспринято лишь частично, т.е. оно полностью смешалось с существовавшим на тот момент культом многобожия.Таким образом, можно сделать вывод, что отход монголов от Единобожия (Тэнгри) начался примерно в эпоху Заратуштры. Еще одним фактом в подтверждение этой версии является то, что у монголов особое отношение к огню, а именно зароастрийцы почитали огонь. Эта мифологическая связь между монголами зароастрийцами говорит о томф, что древние тюрки считали своей прародиной Месопотамию.Не случайно сходство древнетюркского языка с шумерским.