Великий труд требует к себе и великого внимания¹.

«Сокровенное сказание» – это, поистине, откровение духа, высочайшее творческое проявление гения, гения вдвойне, не только степного, монгольского, но прежде всего державного, евразийского. Именно так следует понимать и трактовать это бессмертное произведение с высоты времени нам, наследникам духовных культур народов Евразии.

И оттого нам станет понятнее, почему автор пожелал остаться в веках Анонимом – безвестным и безымянным в памяти всех последующих поколений. И тщетно бились и бьются лучшие умы как в прошлом, так и в настоящем, как на Востоке, так и на Западе, равно и у нас в России, пытаясь разгадать имя автора документально-художественной хроники 1240 года, непременного свидетеля рождения и утверждения величайшей Мировой державы, какой не было ни до, ни после за истекшие семь с половиной столетий.

Академик Б.Я. Владимирцов (1884-1931) – непревзойденный в своем роде авторитет в отечественном монголоведении, и не только. Его сжатый, но емкий очерк «Чингис-хан» вышел в свет в издательстве 3.И. Гржебина в Берлине – Петербурге – Москве в 1922 году, и с тех пор никогда в России не переиздавался за весь советский период. Вот почему, и, прежде всего, в связи с 750-летием «Сокровенного сказания», мы решили предпринять переиздание этого столь редкостного очерка, давно ставшего библиографической редкостью. А между тем, заметим для справедливости, полная мистификаций и художественного вымысла трилогия писателя В.В. Яна издавалась и переиздавалась миллионными тиражами почти на всех языках народов СССР, создав тем самым у нескольких поколений нашей страны абсолютно превратные представления о монголах и монгольской эпохе. Поскольку читатель уже одолел сам очерк и рецензию к нему В.В. Бартольда, то отмечу лишь одно; этот действительно научный по сути труд, вместе с тем чрезвычайно доступен для восприятия даже тем, кто почти или вовсе не имел до того представления об этом трагическом периоде в жизни Евразии, когда сокрушались и падали ханства и царства, а на их месте зарождалось невиданное в истории государство.

Конечно, достоинство очерка «Чингис-хан» не только в легком, изящном изложении многослойного громаднейшего материала. Да, как много все-таки значит для историка, если не художественный талант, то, во всяком случае, хороший, непринужденный слог! Б.Я. Владимирцова от всех его предшественников, равно как и последующих преемников, отличало, безусловно, основательное знание живого языка и быта монголов, их различных наречий, поскольку он длительное время жил и работал в самой Монголии. Разумеется, я оговорюсь особо, что не вправе подвергать критике достоинства и недостатки этого классического труда, спорить с постулатами автора, которого давно уже нет, хотя одно принципиальнейшее возражение все ношу в себе с тех давних пор, как довелось мне соприкоснуться с настоящим очерком.

Нет, не был Он ни предводителем, ни вождем степной аристократии. Наоборот, именно в беспрерывной, непримиримой борьбе с ними, жестокими и алчными «худыми ханами», спесивой знатью, глухой и равнодушной к людским страданиям и горестям, сирота Темучин, этот бедный охотник на сурков и сусликов, преображался, крепчал, закаляясь и духом, и телом, пока, наконец, не стал тем самым грозным Чингис-ханом, объединителем Евразии, создателем Ясы – Великого Закона.

«Чингис-хан оставил потомству память о себе, как о великом полководце и завоевателе, с одной стороны, и как замечательном организаторе монгольской империи, как о громадном государственном уме, с другой стороны»².

Конечно, Чингис-хану пришлось самому заложить основу своей будущей власти, не получив никакого наследства от отца. Поэтому он начал свою подлинную карьеру в значительно более зрелом возрасте, чем все другие завоеватели; до пятидесяти лет его имя, пожалуй, никому не было известно за пределами Монголии³.

Большую часть своей жизни он провел в боях за созидание Монголии, в трудах за объединение своего Отечества, за утверждение в Степи государственного порядка и покоя. Сам он так характеризует в «Изречениях – Биликах» состояние общества, которое он застал при своем детстве: «Дети не слушали нравоучительных мыслей отцов: младшие братья не обращали внимания на слова старших; муж не имел доверия к жене, а жена не следовала повелению мужа… По той причине были оппозиционеры, воры, лжецы, возмутители и разбойники. Таким людям в собственном их жилище не являлось солнце, т.е. они грабили, лошади и табуны их не имели покоя; лошади, на которых ездили в авангарде, не имели отдыха, пока неизбежно те лошади умирали, издыхали, сгнивали и уничтожались. Таково было это племя без порядка, без смысла»⁴.

«Сборник летописей» под именем Рашид-ад-дина, пожалуй, в еще более темных красках рисует некоторые монгольские племена, которые, по его словам, «непрерывно занимались убийством, грабежом и хищением друг у друга»⁵. А в другом месте не менее точно подмечается, почему Чингис-хан, вступив на престол, т.е. победив врагов и будучи поднят ханом на белом войлоке, ввел повсеместно строгий порядок и указал каждому свое место, поскольку перед этим младшие не слушали старших, подчиненные не уважали начальников, а начальники же не исполняли своих обязанностей относительно подчиненных.

А в «Сокровенном сказании» приводятся слова одного сподвижника Чингиса о былых, мрачных временах, обращенные в качестве наставления к ханским сыновьям: «Когда вы еще не родились, вселенная наполнена была смутами; люди бились и грабили друг друга, и никому нельзя было жить спокойно».

Злодеяния приняли такой обширный характер, и людям стало так невмоготу, что Небеса не стерпели, – утверждается в другой монгольской летописи ХVII века «Алтын Топчи», которая опирается несомненно на более ранние, достоверные источники, и ниспослали на землю перерожденца самого Хормуста-тенгри (Курбустан-тенгри): «…в те же времена в восточной стороне вселенной Джамбутипа на этой земле родились двенадцать плохих ханов, которые заставили все живые существа испытать великий голод. Об этих страданиях узнал великий Шике-муни-бурхан, и тогда появился в монгольской земле у Йисугэй-багатура и Огелен-уджин перерождение Хормусты-тенгри, который и должен ведать всем Джамбутибом – обладающий величием, августейший монгольский Чингис-хаган, подчинивший своей власти пять великих народов…»⁶

Как видим, и с этой точки зрения, объединение Степи и установление великого евразийского государства было исторической необходимостью, предопределенной самим ходом вещей, иначе говоря, Божьим провидением. Вот почему бедный и гонимый юноша «с огнем в глазах и светом на лице», рожденный в урочище Делигун-Болдох (точнее Делегин-Булак), в восьми километрах севернее современной российско-монгольской границы, в нынешнем Забайкалье, должен был претворить в жизнь мудрый государственный принцип степных народов, воплощенный в изречении найманского хана: «На небе не может быть двух солнц, а народ не может иметь двух государей». И после того, как в пользу монголов, а точнее чингисидов окончательно был решен вопрос, под чьим руководством объединится Степь: найманов или монголов, в 1206 году на берегу того же Онона собрались все войска на великое собрание – Курултай, чтобы доверить все функции управления определенному лицу, именуемому кааном. Его поднимали на войлоке над головами окружавшей его толпы сподвижников в соответствии с древними кочевыми обычаями, а та криками выражала свое согласие повиноваться ему. Курултай подтвердил титул Чингис-хана – Повелитель Вселенной. А за вновь сформированным народом-войском закреплено было официальное единое имя «монгол», поскольку монголы были сторонники и сподвижники Чингисхана, составившие военно-политическое ядро молодого государства.

«Но что собой представляла новая военная элита, возникшая из степной вольницы, иначе говоря, из «людей длинной воли»? Элита, «которую нельзя назвать ни аристократией, ни олигархией, ни демократией, ибо это была как бы орда древнетюркского каганата, но разросшаяся на всю Великую Степь и поглотившая племена. Орда – это народ-войско. Считать командиров войсковых соединений за аристократов неправильно по одному тому, что должности они получают за выслугу, а за проступки могут быть разжалованы. Древность рода у всех монголов была одинакова – от Алан-гоа.

Демократией эту систему тоже не назовешь, так как массы связаны железной воинской дисциплиной. И какая же это олигархия, если высшая власть принадлежит хану? Но если это монархия, то весьма сомнительная, потому что хан – всего лишь пожизненный президент, выбираемый всем войском, с настроением которого он должен считаться. Нельзя назвать эту систему и тиранией, потому что судебная власть – Яса была отделена от исполнительной, ханской. По принятому порядку хан имел право требовать соблюдения закона, но не нарушения его»⁷.

И каким виделся для самого Чигис-хана идеал повелителя такого государства, так же хорошо известно по целому ряду изданий, например, в «Поучении Чингис-хана его младшим братьям и сыновьям» из цикла героико-эпических произведений о нем. Как повелитель огромной империи, он был примером идеального сочетания замечательного полководца и выдающегося правителя, он превыше всего ценил и ставил благоденствие страны. Вот как выразил Чингисхан своим сыновьям и младшим братьям понимание им своего счастья: «Если дела государственного управления находятся в порядке, если владыка государства мудр и искусен, если начальствующие братья его обладают совершенствами, если давшие ему жизнь отец и мать живы и невредимы, если у него имеются чиновники, знающие дела государственного управления, если он располагает войском, способным подавить не унижающегося врага, если его жены, дети и потомство будут здравствовать до скончания веков, если ему будет покровительствовать могучий дух Вселенной – то в этом и будет заключаться его несравненное великое блаженство»⁸.

Итак, усердный и пытливый читатель, ты, вижу, имел и терпение, и упорство, а главное выдержку, чтоб одолеть сей великий перевал, потребовавший от тебя, как полета мысли, так и высоты духа. И отныне ты уже имеешь, полагаю, более четкое представление о той далекой эпохе, и ты сам мог видеть, как разворачивались события, описанные в этой книге, а оттого и мы вместе уже ближе к истине, хотя бы на полет стрелы, хотя бы на расстояние в день пути.

И как бы далеко ты ни жил от нашего Алтая, мы приветствуем тебя, радуясь твоим находкам и радуясь обретению тебя, как друга!

Как известно, 750-летие «Сокровенного сказания монголов» по решению ЮНЕСКО отмечалось научной и культурной общественностью в 1990 году.

Конечно, мы предполагали приурочить к этому событию выпуск более солидного издания, составив том, поистине достойный эпохи, хотели к самому очерку приложить еще и само бессмертное творение на русском и алтайском языках, а также записки Юлиана, Плано Карпини, Гильома Рубрука, Марко Поло, сведения китайских, мусульманских, русских, армянских авторов, расположив их в хронологическом порядке. И впрямь, кого не заинтересуют свидетельства очевидцев. Однако трудности, возникшие в книгоиздательском деле в связи с развалом и наступившим хаосом в экономике и финансах, не позволили своевременно воплотить наш замысел.

А это сведения и суждения, пусть и не всегда глубоко осмысленные, но, тём не менее, искренние, о жизни, нравах и обычаях, культуре и хозяйстве народов, населявших тогда необъятные просторы нашего Континента. Особенно ныне, когда и мы все сами – не только свидетели, но и невольные участники нового грандиозного и трагического процесса, начавшегося на просторах Евразии, правда, на этот раз, с другим – центробежным знаком.

И что есть вечного в этом бренном мире – ведь право только время, этот неумолимый Хронос!

И все же…

Россия преобразится только тогда, когда осознает, что ее солнце восходит на востоке, а не наоборот, и доказательством тому не только твердыни Сибири, но и вся поступательная история Евразии, весь поучительный опыт мировых государств, существовавших на месте нынешней России. Что было и что с ними сталось? Не только подъем и возрождение, но их упадок и закат сегодня должны быть для мыслящего российского ума предметом первоочередной важности. Как сумеем перебороть эту внутреннюю хворь, занесенную в организм страны очень и очень давно, задолго до 1917 года? Точный диагноз – это полдела, необходимо еще правильное лечение, иначе закат неминуем, гибель неотвратима, и тогда «четвертому Риму» точно не бывать.

Только это никоим образом не будет означать конца нашей евразийской истории. Неизбежным образом возникнут новые центры притяжения высвободившихся евразийских векторов, а такие были, и не раз, в нашей истории – в Семиречье или Алтае, на Нижней Волге или Среднем Днепре. Еще будущая Сибирь не сказала слово мирового значения. Кто знал, что когда-нибудь индейские прерии заговорят с миром сверхдержавным языком? А прошло всего двести лет с тех пор, как в Новом Свете возникла новая держава, та, которой еще и при Петре Первом не было. С точки зрения историка – позавчера. А вы говорите о завершении мировой истории…

И еще к урокам евразийского.

Держава, основанная Чингис-ханом и его сподвижниками, объединила воедино не только люто враждовавшие меж собой племена Монголии, но и соединила в единый государственный организм такие ныне существующие государства, как Монголия, Китай, Корея, Вьетнам, Россия, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан с Кара-Калпакстаном, Афганистан, Пакистан, Северная Индия, Иран, Азербайджан, Армения, Грузия, Ирак, Сирия, Турция, Сербия, Болгария, Молдавия, Украина и т.д. И даже когда она, полтора-два века спустя, разделилась на пять, но все еще огромных частей во главе с монгольскими династиями, то общая жизнь продолжалась и поддерживалась, так или иначе, довольно длительное время.

Если это срок малый, то подсчитайте на пальцах и скажите, сколько же лет всего (!) просуществовала военная империя Наполеона? А эфемерное государство, основанное Александром Македонским, рассыпалось тотчас после его смерти, хотя это и была первая попытка объединить тогдашнюю ойкумену под македонско-греческой эгидой. И когда мы говорим о том, что ни прежде, ни позже монголов никому не удалось свести под одну большую крышу – Восток и Запад, Север и Юг, где, кстати, всем находились и пища, и кров, – то следует помнить, что Западная Европа ХIII-ХIV веков еще вовсе не была тем, что мы привыкли впоследствии понимать под просвещенным европейско-западно-христианским миром.

В ту пору Китай и Персия, Хорезм и Уйгурия, страны Ближнего Востока намного превосходили по уровню и материальной, и духовной культуры синхронные им европейские королевства и прочие деспотии. И если подобное единение мира называть плохим, либо недолговечным, то что тогда благо? Где другой пример? СССР? Но это лишь одна шестая часть суши, и его уже нет, этого геополитического наследника евразийских государств.

На вопрос, каким же образом достигнуто было подобное единение и какой ценой, ответ Б.Я. Владимирцова совершенно ясен, хотя за словами зачастую следует улавливать и особенный, я бы сказал, духовный подтекст эпохи, ее сокровенный смысл. Разумеется, в истории всегда имело место принуждение, основанное на силе. Но только ли на военной силе? А если допустим, что империя держалась лишь на мощи монголо-татарской армии да еще столь длительное время, то как же подобное удавалось им, столь малочисленным, как и ныне, монголам перед лицом всего мира? Неужели тогдашние народы других стран были столь трусливы и беспомощны, чтоб не справиться со 130-тысячным войском, к тому же раскиданным на огромных пространствах? Военные силы только одного Хорезма превосходили всех монголов самое малое в десять раз, не говоря о Китае, Руси или войсках европейской коалиции, разбитых под Лигницем.

Кроме того, у Чингиса поначалу еще не имелось ровным счетом никаких грандиозных завоевательских намерений, во всяком случае, на то не имеется убедительных доказательств. Из того, что нам известно по всем источникам, планы сведения мира под одну крышу для установления в нем единого благодетельного порядка, как он понимал, появились у Чингис-хана только после покорения Хорезмийского шахства и возвращения его из индийского, скажем, похода. Как война с Цзиньской династией чжурчженей в Северном Китае и с государством тангутов Си-Ся в Центральной Азии, так и схватка с Хорезм-шахом осознавались самим августейшим Владыкой не столько отмщением или завоеванием, а скорее восстановлением попранной справедливости.

Планы покорения полуночных стран до Последнего моря (поход на Запад) параллельно с завершением войны с Южным Сун, воспринимавшейся как окончательное объединение Китая в одном государственном теле, а затем и поход с целью искоренения власти багдадского халифа, погрязшего в грехах роскоши и разврата, принимались его преемниками на курултаях уже после того, как сам Чингис-хан покинул бренный мир, а уж третье-четвертое поколения чингисидов довольно сильно оторвались от заветов Ясы и во все уши внимали проповедям и наставлениям вероучителей различных толков. А потому, как бы ни была замечательно организована монголо-татарская армия, безусловно, лучшая во всех отношениях в тогдашнем мире, но Слово все-таки победило в конечном счете и ее.

Поэтому, принимая феномен Чингис-хана таким, как трактует его Б.Я. Владимирцов, необходимо все-таки иметь в виду фактор, оставленный им за скобками, тот фактор, который историки его школы не могли брать в расчет. Так возможно ли тут обойтись без Гегеля, точнее, без его постулата о саморазвитии мирового Вселенского духа?

Основное пространство земель Евразии занимают ныне Россия и другие государства на месте СССР. «Тот вывод, что земли ее не распадаются между материками, но составляют скорее некий третий и самостоятельный материк, имеет не только географическое значение. Поскольку мы приписываем понятиям «Европа» и «Азия» так же определенное культурно-историческое содержание, мыслим как нечто конкретное круг «европейских»  и «азиатско-азийских» культур, обозначение Евразии приобретает значение сжатой культурно-исторической характеристики», – отмечает географ, экономист, публицист, мыслитель, один из основоположников евразийского движения П.П. Савицкий и продолжает далее: «Пример монголо-татарской государственности (Чингис-хана и его преемников), сумевшей овладеть и управляться на определенный исторический срок огромной частью Старого Света, несомненно, сыграл большую и положительную роль в создании великой государственности русской. Широко влиял на Россию и бытовой уклад степного Востока. Это влияние было в особенности сильно с ХIII по ХV вв.»⁹

Мы действительно являемся целостным государственно-политическим и культурно-историческим Континентом, своеобразным евразийским Космосом. Мы – не Европа и мы не Азия. Мы – и то, и другое воедино. Мы –  Евразия. Именно на этом, думается, историческом знаменателе нам следует строить свое миропонимание, как по отношению к европейскому Западу, так и к азиатскому Востоку. Только таким образом мы сумеем правильно представить себе всю динамику евразийского исторического процесса в пространственно-временном измерении накануне третьего тысячелетия. Иное понимание, иная трактовка могут означать всего лишь вариации «взгляда из мышиной норы».

Как много сделано и создано, найдено и добыто подвижниками от науки – историками и археологами, этнологами и культурологами, мыслителями и писателями на этой благодатной ниве! А ведь речь не только о тех, кто отмечен печатью высшей гениальности, таких, как Тютчев, Гоголь, Достоевский, Толстой, Константин Леонтьев, Василий Розанов. Если первых четырех мы еще воспринимаем как великих писателей, то что мы знаем о Леонтьеве и Розанове, которых мыслящая Россия еще только начинает открывать для себя понемногу?

Речь идет о целых поколениях востоковедов различных направлений и специальностей. Взять хотя бы Б.Я. Владимирцова. Что знает о нем и его трудах широкая общественность, не говоря о других исследователях калибром поменьше? Ничего или почти ничего. Не только в советское время, но и чуточку раньше. Их, как будто, не видели в упор, не слышали. Так мало выделяли для их нужд материальных средств и даже бумаги, оттого столь малыми тиражами выходили их труды, тут же становясь библиографической редкостью либо, в лучшем случае, только достоянием узкого круга специалистов. И не потому ли отчасти мы оказались у разбитого корыта нашей вековой, тысячелетней государственности, а народ, люди, везде и всюду переживают одну грандиозную катастрофу крушения Родины, Отечества, державы, которая выливается по отдельности в миллионы и миллионы личных трагедий, изломы судеб и поколений?

И как много различной макулатуры издавалось, да издается по сей день, и этот вал пошлости, невежества раз за разом все возрастает.

И все же истина наша заключается в том, что, по крайней мере, с эпохи бронзы, на этой громадной территории Евразии существовали всегда сообщества народов и племен. А значит, будут они возникать и впредь в том или ином сочетании. Ведь ученые поражаются, ведя раскопки на берегах Кубани и Дуная, Иртыша и Днепра, Енисея и Волги, не говоря уже о ближнем к нам круге земель – Монголии, Казахстане, Хакасии, Сибири, когда из груды глины и щебня, в буквальном смысле из глубин веков, извлекают останки древних: поразительное единообразие предметов материальной культуры, сходность или даже тождество погребально-похоронных обрядов, конечно же, предполагают и общность духовного мира этих народов.

Значит, даже в те очень отдаленные от нас времена, когда мы, естественно, подразделялись на локальные сообщества или союзы типа сибирско-сакского и скифо-сарматского, славяно-гуннского, тюркско-монгольского, все-таки постоянно возникали и образовывались различные общности орд и племен. И с этой глобальной точки зрения так ли важно, где находились основные центры подобных сообществ – на берегах Иссык-Куля или Прикубанья, на Новгородской земле или в Поволжье, в сердце Великой Степи или посреди Восточно-Европейской равнины?

Суть в том, что нам и поныне некуда уйти друг от друга, не сможем мы укочевать врозь, в разные стороны, мы обречены на всемирно-историческое соседство, на панъевразийский симбиоз в тех или иных сочетаниях на тюрко-славяно-угро-монгольский, кавказско-хазарский или ирано-туранский. Мы имели всегда свою историю, не менее напряженную и полнокровную, чем история, скажем, Европы или Ближнего Востока.

В ходе своего развития мы создавали оригинальный тип общества и культуры, которые отнюдь не являются ни застойными, ни примитивными. Как отмечал прославленный археолог С.И. Руденко, каждый кочевой народ имел свое неповторимое лицо, свои индивидуальные черты, что убедительно доказано многими поколениями наших и зарубежных ученых, теми, которые не смотрели на нас алчными и хищными глазами грабителей, самоуверенных, а на деле тупых и никчемных крестоносцев-латинян, которые, скажем, истребляли и душили своих же единоверцев – христиан Византии и Сирии не менее безжалостно и методично, нежели чужих «сарацин» мусульман Палестины.

Каждая великая эпоха в жизни народов Евразии по-своему оригинальна и неповторима, хотя элементы общего имелись всегда. Это только издалека, как сквозь степное зыбкое марево можно предположить, что государства кочевых или оседлых народов Евразии невесть откуда возникали и также внезапно исчезали. На самом деле, мы видим определенную цикличность во всех движениях народов с востока на запад и с запада на восток. Допустим, у папских легатов были свои предрассудки, свои религиозные предубеждения. Ну, а как тогда быть с ложными представлениями классиков марксизма-ленинизма о реальном кочевом Востоке, о всей евразийской, российской истории, как «патриархальщине, полудикости или самой настоящей дикости»? Что касается России, ее истории, тоже ничего утешительного и светлого для себя они не находили – сплошной «царизм» и одна большая «тюрьма народов».

Только если подойти к предмету изысканий чуть более объективно и бесстрастно, как и подобает поступать настоящему историку, а не политикану, то нельзя не увидеть неоспоримый факт: наши евроазиатские государства, причем не только мирового порядка, существовали ничуть не меньше, а гораздо дольше, нежели исторический Советский Союз, переживая циклы от ста до трехсот и более лет, а если и рушились, в конце концов, то давали, во всяком случае, боковые, удельные ветви, от которых со временем, отпочковываясь, возникали новые государства и существовали как раз подольше превозносимых в веках государств – империй, основанных Александром Македонским, Карлом или Фридрихом Великими. И даже разрушались и падали для того только, чтобы, посвежев, обновившись, дать – через некоторый период анабиоза – начало другой династии.

А потому речь может и должна идти об исторической преемственности государственных образований на просторах Великой Евразии под тем или иным смещением к югу или северу от основной магистрали движения народов. Настойчивое утверждение этих, казалось бы, давно очевидных постулатов сегодня необходимо более чем когда-либо, когда нас хотят вновь обречь на очередной виток комплекса неполноценности, на этот раз не только перед Западом, но в равной степени и перед Дальним Востоком.

Пора, давно пора перестать лицезреть самих себя чужими глазами. История Степи и России, Туркестана и Сибири, Алтая и Монголии заслуживает подлинного уважения. Так называемый культурно-исторический «европоцентризм» – это не столько точка зрения, основанная на определенных, пусть ложных, научно-философских предпосылках, но, скорее всего, это невежественное неприятие непохожих людей, непонятных ценностей других культур и религий. Передовые мыслители на Западе давно уже отвергли подобный подход. Следует и нам избавляться от бремени отсталых суждений. Вселяет оптимизм то, что в национальной русской среде, в части ее мыслящих слоев, наконец-то, на широком концептуальном уровне растет понимание своей более чем двухтысячелетней исторической взаимосвязанности с окружающими или соседствующими степными, лесными и горными народами Евразии.

Очень долгое время русские люди собственную историю постигали в усеченном, подобно «Краткому курсу ВКП(б)», виде, представляя ее себе некоим вековечным противостоянием Степной Азии. А коль так, то никоим образом невозможно было правильно объяснить себе исторические миссии Ивана Калиты и Александра Невского, родство князей Киевской Руси с половцами, московитов с татарами. Решительно ничего нельзя было понять, почему это всего два года спустя после Куликовской битвы, где Дмитрий Донской разбил войско супостата Мамая, Золотой Ордой был подтвержден ему ярлык на великое княжение. Трудно было объяснить обширные торгово-экономические связи новгородских людей с угро-финнами и сибиряками.

Оставалось только замалчивать наше, несомненно, общее скифо-сарматское, тюрко-хазарское прошлое. Деликатно обходить стороной соединенные гунно-славянские походы в битвах и сражениях с Римом вплоть до Каталаунских полей,  что в сердце нынешней Франции. И не могли внятно втолковать детям, что Аттила, скажем, был не более варвар, чем тупые солдатские императоры Рима, а как монарх и государь, как стратег, на голову превосходил их всех вместе взятых, и что народы, жившие за Дунаем к востоку от римских границ, в морально-нравственном отношении вели гораздо более благостный образ жизни, нежели погрязшие в пороках римляне, давно утратившие древнюю доблесть и честь.

«Надо прогнать лакейскую боязнь, что нас назовут в Европе азиатскими варварами и скажут про нас, что мы азиаты еще более, чем европейцы. Этот стыд, что нас Европа считает азиатами, преследует нас уже чуть не два века… Этот ошибочный стыд, этот ошибочный взгляд на себя единственно как только на европейцев, а не азиатов (каковыми мы никогда не переставали быть), – этот стыд и этот ошибочный взгляд дорого, очень дорого стоили нам в эти два века…»  Это – Ф.М. Достоевский – великий русский писатель и мыслитель.

Бронтой Бедюров, 25 апреля-5 мая 1992
г. Горно-Алтайск, Республика Алтай

———————————————————————-

1.  Послесловие к очерку академика Б.Я. Владимирцова «Чингис-Хан», Горно-Алтайск, «Ак-Чечек», 1992 г. стр. 117-130.
2.  Н.Н. Поппе. Халха-монгольский героический эпос. М-Л. 1937 г. стр.6
3.  В.В. Бартольд. Сочинения, том V, М. 1968 г., стр. 616
4.  Рашид-ад-дин. Изд. Березина, III, 120.
5.  Рашид-ад-дин. Изд. Березина, I, 52
6.  Алтын Топчи, М., 1973 г., стр. 245
7.  Л.Н. Гумилев. Поиски вымышленного царства. М. 1970 г. стр. 172-174
8.  В. Котвич. Из поучений Чингиз-хана. Восток, кн. 3. Москва-Петроград. 1923 г.
9.  П. Савицкий. Евразийство, журнал «Наш современник», 1992 г. №2, стр. 146