Аннотация.  Тенгрианство является развитым верованием, сформировавшимся в вследствие многотысячелетней эволюции в глубочайшей древности. Оно было распространено в ходе завоеваний прототюркских выходцев из евразийских степей. Не только известные мировые религии возникли под его влиянием, но и сами их основатели и служители были этническими прототюрками и тюрками.

Summary.  Tengrism is a developed belief, formed in consequence of many thousands of years of evolution in the deepest antiquity. It was spread during the conquests of the proto-Turkic descendants from the Eurasian steppes. Not only the famous world religions emerged under it`s influence, but their founders and ministers themselves were ethnic prototyurks and Turks.

Ключевые слова: Тенгри, происхождение тенгрианства, Туран, евразийская степь, влияние тенгрианства на религии мира.

Keywords: Tengri, the origin of Tengrism, Turan, the eurasian steppe, the influence of Tengrianism on the religion of the world.

 

Как отмечает в одной из своих известных работ безвременно ушедший из жизни крупный казахстанский ученый-философ и религиовед Н.Г. Аюпов, одной из центральных идей, одновременно являющейся одной из ключевых проблем в философии религии, является идея Единого Бога. Суть данной проблемы заключается в вопросе: существовала ли одна древнейшая прамонотеистическая религия человечества или же в ходе эволюции иных религиозных идей и религиозного опыта разные народы самостоятельно пришли к идее Единого Бога [1, С.20].

К настоящему времени многие исследователи пришли к выводу о существовавшей в глубочайшей древности у прототюркских племен веры в Единого Бога, «космической прарелигии», отразившейся в идеях более поздних мировых монотеистических вероучений. Это верование, охарактеризованное некоторыми исследователями как «чистый теизм» скотоводов Турана, известно как «тенгрианство» или под названием «тенгризм», данном ему французским ученым Жан-Полем Ру [2, С.65].

Так, крупнейший немецкий ученый Г. Дерер, исследовавший тенгрианство, назвал его в первой в истории человечества монотеистической религией, одной из исторически поздних трансформаций которой стало, в частности, христианство [3, С.54]. С одной существенной оговоркой:  по сути тенгрианство не является теистической концепцией, то есть, религией в ее современном научном понимании. Тенгрианство – это деистическое верование, или деизм. Данная парадигма веры признает существование Бога и сотворение Им мира, но отрицает большинство сверхеъстественных и мистических явлений, божественное откровение и религиозный догматизм.

Тенгрианство, основывающееся на признании олицетворяющего собой созидательное начало Высшего разума, безусловно, является древнейшим прамонотеистическим вероучением. Согласно заключению Н.Г. Аюпова: «Именно тенгрианство, как мировоззрение, в основе которого лежит глубокое осознание духовного начала, бесконечного Неба и связи с ним человека, явило первую прамонотеистическую форму религиозного мировоззрения» [1, С.22].

Что же скрывается за именем бога Тенгри или Танира, и когда возникло данное верование? Называемое «поклонением Небу», тенгрианство было основано на культе Солнца – главного источника жизни на Земле и астрономического символа созидательного «мужского начала», культурными носителями которого в истории человечества выступили скотоводы Турана. Именно Солнце являлось основным объектом почитания у населения евразийских степей, начиная от его мезолитических обитателей до казахских кочевников нового времени. С культом Солнца был тесно связан и характерный для всех туранцев культ огня, символизирующий вместе с Солнцем огненную мужскую стихию.

Слово «солнце» и лежит в основе имени бога Тенгри (Дингира) или Танира (Танри), которое переводится как «солнечный»: каз. таң, тувин., туркмен. дан, англ. down (дон) –  «рассвет», «утро», «заря»; русск. день –раннее значение всех этих слов «солнце». Специалистам-религиоведам хорошо известно о взаимосвязи культа Неба и Солнца. Указывая на эту связь, исследователь ранних форм религии Л. Штернберг пишет, что «…всякий раз, когда мы встречаемся с божеством Неба, мы видим, что за культом Неба непременно скрывается культ Солнца» [14, С.245].

Исследователи тенгрианства пришли к выводу, что оно является развитым верованием, сформировавшимся в вследствие многотысячелетней эволюции, и образ невидимого создателя мира Тенгри возник у прототюрков еще в глубочайшей древности. Однако взгляды ученых на время возникновения тенгрианства существенно разнятся. Наиболее распространенным является представление о появлении тенгрианства в эпоху бронзы (IV-III тыс. до н.э.). Оно основывается главным образом на том историческом факте, что именно в эту эпоху на территории евразийских степей получили большое распространение изображения, символизирующие бога Тенгри – «солнцеголовых людей». Изображения, аналогичные рисункам казахстанской наскальной галереи Тамгалы-Тас.

Однако тот же Д.И. Сарыгулов из Кыргызстана вполне обоснованно  полагает, что тенгрианство является духовно-мировоззренческим феноменом, возникшим и получившим развитие в гораздо более раннее время. Как он пишет: «Тенгрианство зародилось в алтайских землях еще в глубокой древности, как минимум, семь-девять тысяч лет тому назад» [5, С.127]. Между тем, профессор Казахской академии искусств им. Жургенева А.И. Мухамбетова отметила, что миф о «Первой охоте Великого Хасага-Тенгри», изложенный в «Дивани-лугат ат-Турк» Махмуда Кашгарского (XI в.), прямо свидетельствует о возникновении образа Тенгри в культуре древнейших охотников-прототюрков [6, С.75]. Следовательно, по меньшей мере в мезолитическое время. Судя по всему, подобная историческая хронологизация данного явления наиболее верна, поскольку и в самой тюркской традиции принято считать, что тенгрианство возникло тринадцать тысяч лет назад. То есть, указанная традиция относит его появление, опять же, к мезолиту – одиннадцатому тысячелетию до нашей эры.

Для того, чтобы понять, почему это глубокое и развитое верование возникло в столь отдаленную эпоху и именно в архаичном охотничьем обществе прямых предков современных тюркских народов, необходимо обратить внимание на важнейшие особенности развития на евразийском континенте в предствовавшую мезолиту эпоху – эпоху верхнего палеолита. По словам выдающегося советского археолога академика А.П. Окладникова: «Культура человечества в верхнем палеолите развивалась на всем пространстве Евразии. Однако этот процесс протекал различными темпами и в своеобразных формах. В данном отношении области приледникового региона от Урала до Байкала были областями наиболее передовой культуры, на целые тысячелетия опережавшей другие территории континента» [7, С.256].

О том, что большинство занимавших эту огромную территорию охотничьих племен были носителями прототюркских языков, уверенно свидетельствуют выводы сторонников набирающих все большую популярность в западном научно-историческом сообществе «Теории палеолитической непрерывности» [8, С.317]. Эти выводы подтверждаются и данными ученых-генетиков. В частности, специалистов в области ДНК-генеалогии профессора А.А. Клесова [9, С.24].

Оледенение поставило обитателей этих территорий приледниковой зоны Северной Азии в жесточайшие условия выживания. Крайне суровые природно-климатические условия среды обитания северных охотников-прототюрков принуждали их, в отличие от обитателей благодатного юга, к изобретению новых и все более совершенных технологий, в результате чего, по данным современной археологии, они сумели достичь чрезвычайно высокого для своего времени уровня не только материальной культуры, но и социального и духовного развития. Говоря об опережающем культурно-технологическом, социальном и духовном развитии древнейших обитателей азиатской приледниковой зоны, можно привести высказывание Наполеона Бонапарта, который задолго до современных сторонников наиболее логичной, а потому и самой достоверной концепции «внетропического» сибирского происхождения «человека разумного», заявил: «География – это приговор».

Таким образом, особенностью прототюркских охотничьих племен, заселивших евразийские степи после таяния и отступления ледников, было обладание ими большим духовным и военным, организационным и технологическим потенциалом, высокая подвижность в пространстве и последующий исторически быстрый переход к комплексному скотоводческо-земледельческому хозяйству. Уже в XIX веке такими европейскими учеными как Майерс, Хэддон, Пик и другими  была выдвинута теория, по которой обитатели «Туранской равнины» (Евразийских степей) сумело самостоятельно развить все достижения неолитической цивилизации и распространить во все стороны переселенцев, которые приносили эти достижения в остальные уголки Евразии.

Как пишет великий британский историк и археолог Г. Чайлд: «Это был исторический период, когда отважные скотоводы-переселенцы утверждались в качестве правителей среди земледельцев, являвшихся наследниками более древней и примитивной культуры» [10, С.457]. В течение длительного исторического времени происходило не только движение больших масс людей из центральных степных областей континента в его периферийные земледельческие и отчасти лесные регионы. Вместе с ними в них перетекали важнейшие культурные достижения, обязанные своим происхождением этнокультурной среде верхнепалеолитических охотников-прототюрков и их потомков – ранних скотоводов Евразийских степей. В  том числе и сформировавшееся в этой среде  представление о Едином Боге.

«Центральная Азия – прародина всех религий… Все мировые религии имеют одни корни, исходящие из скифской духовности… Будда, Иисус, Мухаммед учили одной и той же Истине, в которой скифы просто жили… Кочевники Центральной Азии всегда владели Истиной», – заявил в своем выступлении на Ассамблее ЮНЕСКО известный японский монах буддийского ордена «Ниппондзан Меходзи» Дзэнсей Тэрасава [11]. По словам Н.Г. Аюпова: «То, что тенгрианство оказало влияние на все мировоззренческие системы ввиду переселения больших масс кочевых народов из Центральной Азии в другие регионы, не вызывает сомнений. Это подтверждается многими параллелями в религиозных идеях возникших потом культур древности» [1, С.84].

По замечанию греческого историка VI в. Фоефилакта Симокатты: «Тюрки превыше всего чтут огонь» [12, С.156]. Характерный для зороастризма культ огня был ранее распространен и у кочевых казахов, в каждом из аулов которых в историческом прошлом ночью обязательно горел священный костер. Создание крупнейшего этико-философского учения буддизма, имеющего в наши дни сотни миллионов последователей, историки приписывают потомку степных саков Сиддхарте Гаутаме. Турано-тенгрианские корни имеет и основанное на почитании природы и культе духов предков главное вероучение японцев синтоизм.

Основателем китайского конфуцианства, по-прежнему формирующего мировоззрение многих китайцев, был представитель позднежунского  (раннегуннского) поколения завоевателей Китая Кун Фу-цзы («Конфуций») по прозвищу «Жун». Как отмечают исследователи, многие свои положения заимствовала из тенгрианства древняя тибетская религия бон, а существующий в тенгрианстве культ Солнца лежит в основе иранского митраизма. О «скифских» корнях манихейства («учения Мани») – одной из крупнейших религий древности, сообщает греческий автор Сократ Схоластик [12, С.354].  Явными заимствованиями из мифологии прототюрков являются и многие религиозные представления древних греков.

В частности, согласно Л.Н. Гумилеву, в архаичной тюркской среде возникло представление о «реке мертвых», по которой души умерших отправляются в «мир мертвых». По его мнению эта река и стала прообразом «реки Стикс» – главной реки подземного царства мертвых в религиозно-мифологических представлениях древних греков [13, С.97].  Современный же итальянский историк Франко Кардини, вслед за выдающимся культурологом современности Мирче Элиаде утверждает: «В самом древнем греческом жертвоприношении – олимпийском – не так давно были выявлены следы жертвоприношения, характерного для тюрко-татар» [14, С.121].   Отдельные метафизические представления прототюрков получили свое воплощение под названиями «Нирвана» и «Сансара» не только в буддизме, но и в таком известном религиозном учении как джайнизм.

Культурно-исторической основой, на которой сформировался комплекс тенгрианских представлений, являются древнейшие мифы тюрков. Можно отметить, что своих своих «близнецов» в тюркской мифологии имеет множество сюжетов и персонажей из религиозно-мифологических представлений германцев. Как пишет крупнейший американский ученый Карлтон Кун: «Мифология алтайских тюрок так похожа на мифологию древних скандинавов, что некоторая общая близость не в таком уж далеком прошлом представляется необходимой» [15, С.75].

Вполне очевидно, что древнейшая тюркская мифология стала важнейшим первоисточником для написания священных текстов трех монотеистических вероучений семитической («авраамической») традиции – иудаизма, христианства и ислама. К примеру, в древнеалтайской «Легенде о Майдере» существует сюжет о первой женщине, слепленной из глины и змее. Библейский сюжет о всемирном потопе существует не только в древних мифах энеолитических мигрантов из степей Турана – шумеров, но и в сохранившейся алтайской легенде о Наме – прототюркском двойнике Ноя. Древнеалтайским аналогом бибилейского сюжета о возведении и последующем разрушении Вавилонской башни является «Легенда о Янаре» [16, С.234].

Прообразом сюжетного мотива «Апокалипсиса», содержащем пророчество о «конце света» и «холокосте», служит алтайская легенда о Май-Тере и Манды-Шире [17, С.26]. Как отмечает Л.Н. Гумилев, в тенгрианстве существовало и характерное для всех ближневосточных религий представление о бессмертии души и загробном существовании. Явным заимствованием из мифологии прототюрков является и одна из центральных идей в христианском учении – идея о «непорочном зачатии сына божьего Иисуса». Мотив «непорочного зачатия» отмечен уже в самых ранних пластах туранской мифологии. Характерный для тюрков культ духов предков («аруахов») , оберегающих своих потомков, получил свое воплощение в христианской идее о существовании так называемых «ангелов-хранителей».

Вместе с тем специалисты религиоведы и философы обратили внимание на то, что те же три мировые религии авраамической традиции – иудаизм, христанство и ислам, порожденные в течение исторически непродолжительного времени, «религиозным порывом семитского духа» (Н.Г. Аюпов), оказались «кристаллизацией идеи Абсолюта» или серьезным шагом назад  «в понимании Бога» [1,С.234]. Действительно, на цивилизационной земледельческой периферии континента мифорелигиозная мысль пошла по пути упрощения, примитивизации первоначальной идеи. Иудейский Яхве и христианский Бог семитической традиции уже в той или иной степени антропоморфны.

Эволюция тенгрианства скотоводов Центральной Азии в различные чрезвычайно усложненные и детализированные религиозно-нравственные учения со множеством всевозможных предписаний и запретов – это универсальное историческое явление. Характеризуя иранский зороастризм, истоки которого по утверждению английского исследователя М. Бойс следует искать в степях Древнего Казахстана [17, С.564]., великий И.Ф. Гете пишет: «Зороастр, по-видимому, превратил изначально чистую, благородную, естественную религию в сложный ритуальный культ» [18, С.321]

По заключению религиоведов, если у выходцев из тех же степей Древнего Казахстана индоариев, как они выражаются, «еще проскальзывают» элементы монотеизма, характерного для степных тенгрианских народов, то в более позднюю эпоху они делают очевидный шаг назад. Поэтому их религия в эпоху «Ригведы» уже является ярко выраженным политеизмом [19, С.176]. Другим примером деградации духовных представлений индоариев является и эволюция их учения, известного как реинкарнация. Ведийское учение о переселении душ трансформируется в известное нам классическое индуистское. По ведийской доктрине, как и по традиционной тенгрианской, душа человека может снова воплотиться только в человека. Однако в позднее сформировавшемся индуизме она уже может воплотиться в теле животного, птицы, насекомого и даже в растении и камне.

Следует напомнить и о такой универсальной исторической закономерности: практически при любом завоевании выходцами из этнической среды завоевателей создавался не только новый слой местной аристократии, но и формировалось новое историческое поколение религиозных деятелей этой страны. К примеру, уже через тридцать лет после завоевания Англии норманнами здесь не осталось ни одного священнослужителя англосаксонского происхождения. Поэтому и массово сжигавшиеся на средневековых европейских кострах инквизиции еретики, сохранявшие в своей вере противоречащие догматам католицизма элементы степного тенгрианства – ариане, катары, богомилы и прочие, и их палачи-инквизиторы происходили из одной и той же этнокультурной среды завоевателей Европы эпохи Великого Переселения.

Хрестоматийным примером религиозного деятеля – выходца из завоевательной кочевнической среды, сыгравшего ключевую роль в формировании общего порядка богослужения в христианстве, служит личность гунна-скифа Дионисия Малого (кон. V – нач. VI в.в.), являющегося соплеменником первого короля Италии Одоакра. Отсюда и «святые земли русской» Петр Ордынский (Даир Кайдагул) и Пафнутий Боровский, выдающийся русский иконописец Дионисий, известные ростовские архиепископы Иван Баскаков и Георгий Дашков, автор «Истории русской церкви» митрополит Макарий, крупнейшие богословы и религиозные философы Сергей Булгаков, Петр Чаадаев, Александр Маликов, Алексей Хомяков, Иван Киреевский и Николай Бердяев [20, С.45]

Все они представители или прямые потомки завоевателей восточнославянских земель эпохи Золотой Орды. Советский академик С.Б. Веселовский, исследуя происхождение русских аристократов Деденевых, обнаружил историко-генеалогический документ, где указано следующее. Предок Деденевых – прежний ордынский баскак в Москве по имени «Дюдень», в 1330 году окончательно переселился в Московское княжество из Орды вместе с неким Термосом и, как сказано в документе, «родственниками Сергия Радонежского» [21, С.564].

Согласно же крупнейшему итальянскому историку Франко Кардини, христианизация вчерашних кочевников эпохи Переселения, ставших новой аристократической верхушкой европейского общества, была важнейшим  явлением всей средневековой истории [14, С.241]. Этот процесс «совмещения ценностей» протекал крайне сложно, поскольку во многих своих положениях христианская доктрина находилась в драматическом противоречии со степными тенгрианскими обычаями. В связи с чем произошла несвойственная раннему христианству милитаризация данного вероучения, а элементы родовой и военной морали степняков, их мировоззренческих и нравственных представлений прочно вошли в этику средневекового европейского аристократического общества. Схожие процессы протекали и на землях завоеванной татаро-монголами Руси. Как выразился князь Н.С. Трубецкой, «Русское православие – это христианство на ордынский лад» [22, С.74].

Новейшие данные ДНК-генеалогии неожиданно поднимают вопрос даже об этническом происхождении самого пророка Мухаммеда. К профессору биохимии Гарвардского университета обратился человек по имени Умар Сайед, родом из Индии. По сведениям Умара, его предки покинули Ближний Восток во время вторжения туда татаро-монгол (XIII в.), после чего перебрались в созданный в Индии тюркскими военными Делийский султанат. Все носители фамилии Сайед (Сайид) ведут свою родословную непосредственно от пророка Мухаммеда, сведения о чем из поколения в поколение передавала и устная традиция данных Сайедов.

Однако, сделав тест на ДНК, Умар был поражен результатом: его гаплогруппа оказалась вовсе не ближневосточной (евреи и арабы – J или E), а южносибирской тюркской R1A1. «Пророк, естественно был арабом, – пишет вконец растерявшийся автор письма, – однако моя гаплогруппа R1A1 означает, что мои предки могли быть скифы, сарматы или…», как он их называет, «…восточноевропейские турки». Древним же регионом, откуда они когда-то вышли, по его предположению, «были южнорусские степи или Западный Казахстан» [23, С.175].

Байжумин Ж.  Г.,
Республика Казахстан, г. Алматы
dalaruh@yandex.kz

Литература

1. Аюпов Н.Г. Тенгрианство как открытое мировоззрение: Монография. – Алматы: КазНПУ им. Абая. – Издательство «КИЕ», 2012. – 256 с.
2. -P. Roux. La religion des Turcs et des Mongols. – Paris: Payot, 1984. – 323 с.
3. Дерфер Г. О языке гуннов. // Зарубежная тюркология. Вып.1. – М.: ГРВЛ, 1988.
4. Байжумин Ж.Г. Туран. Взгляд на историю человеческого общества. Тетрадь 1. – Алматы: Арыс, 2012. – 178 с.
5. Сарыгулов Д.И. // Сборник докладов в МНК «Тенгрианство – мировоззрение алтайских народов» – Бишкек, 2003.
6. Аманов Б., Мухамбетова А. Казахская традиционная музыка и XX век. – Алматы: Дайк-Пресс, – 544 с.
7. Окладников А.П. Открытие Сибири. – М.: Молодая гвардия, 1979. – 224 с.
8. Alinei M. La teoria della continiut. – Bologna: Mullino, 1996. – 779 р.
9. Клесов А.А., Тюняев А.А. Происхождение человечества по данным археологии, антропологии и ДНК-генеалогии. – Бостон-Москва: Белые Альвы, 2010. – 1022 с.
10. Чайлд Гордон. Арийцы: основатели европейской цивилизации. – М.: Центрполиграф, 2009. – 272 с.
11. Тэрасава Дзюнсей. От Центральной Азии зависит судьба всего мира. // Лекция Достопочтенного Тэрасавы Дзюнсея, Учителя Буддийского Ордена Ниппондзан Мёходзи, 16 июня 2003 года, корейский буддийский храм «Пориса», г. Бишкек, Кыргызстан. – Эл. ресурс, режим доступа: http://globalunity.zs9.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=109&Itemid=38
12. Сократ Схоластик. // Сб.: Великая степь в античных и византийских источниках, сост. Гаркавец А.Н. – Алматы: Баур, – С.348-406.
13. Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. – М.: ACT: Астрель, 2010. – 413 с.
14. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. – Сретенск: МЦИФИ, 2000. – 352 с.
15. Кун Карлтон. Расы Европы. – М.: АСТ : Астрель, 2011. – 413 с.
16. Вербицкий В. Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка. – Горно-Алтайск: Ак Чечек, 2005. – 504 с.
17. Бойс М. Зороастрийцы: верования и обычаи. – М.: Наука, 1988. – 303 с.
18. Авеста в русских переводах (1861-1996). – СПб.: Русский христианский гуманитарный институт, 1997. – 480 с.
19. Ригведа. Избранные гимны. / Пер. Т.Я. Елизаренковой. – М.: Наука, 1972. – 418 с.
20. Баскаков Н.А. Русские фамилии тюркского происхождения. – М.: Наука, 1979. – 289 с.
21. Веселовский С.Б. Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии. – М.: Наука, 1974. – 382 c.
22. Трубецкой Н. Наследие Чингисхана. – М.: Эксмо, 2007. – 734 с.
23. Клесов А.А. Происхождение славян и других народов: Очерки ДНК-генеалогии. – М.: Самотека; МИД «Осознание», 2014. – 648 с.