«Такого Шекспира мы не видели», — признались турки

Год Культуры для коллектива Саха театра был отмечен яркими премьерами. Одна из них случилась в ноябре далеко за пределами Якутии, но несомненно это самая громкая премьера, самый большой успех якутского театрального искусства. По приглашению Министерства культуры Турции Андрей БОРИСОВ поставил на сцене Государственного драматического театра пьесу Шекспира «Цимбелин». История про древнего кельтского короля, перенесенная на сцену Анкары, пересказанная якутско-турецкой командой, так поразила турецкую публику, что после премьеры они сказали якутам: «Вы выполнили для нас некую миссию».

Вместе с Андреем Борисовым над спектаклем работали художник-сценограф Михаил ЕГОРОВ и художник по костюмам Сардана ФЕДОТОВА. Мы поговорили с Сарданой о спектакле и попытались выяснить, в чем состояла миссия.      

— Сардана, как Вы думаете, почему именно «Цимбелин»? Малоизвестная, совсем не популярная пьеса Шекспира?

— Это надо спросить у Андрея Саввича. Ему ведь турки предлагали поставить русскую классику, но он выбрал Шекспира. Причем не самую популярную пьесу. Благодаря Бернарду Шоу «Цимбелин» считается не очень удачным произведением. Но это удивительный дар и свойство режиссера создать уникальный спектакль. Андрей Саввич, конечно, доволен. Процесс проходил в трудный для него период. Он приехал в Анкару и сказал: «Я больше не министр». Для нас это была новость. Мы уезжали до решения президента. Мы по-человечески его поддерживали. Но Андрей Саввич так легко влился в процесс. Было видно, что он уже живет спектаклем.

— Постановка осуществлялась на сцене национального Давлет-театра. Расскажите об этом театре. 

— «Давлет» переводится с турецкого, как государственный. Это государственный театр Турции, который имеется во всех городах страны. По сути это корпорация. Двумя главными городами естественно являются Анкара и Стамбул. И мы узнали очень интересную вещь. Молодые актеры после окончания театрального института имеют право приехать работать в Анкару и Стамбул только после 7 лет работы на периферии. Естественно, происходит отбор самых лучших.

В Анкаре и Стамбуле Давлет-театр имеет несколько драматических площадок, в том числе оперы и балета. Мы с Михаилом приехали на пять дней раньше Андрея Саввича, и один день нас возили по всем сценическим площадкам Анкары, чтобы мы выбрали удобную для спектакля.

Из четырех основных площадок мы выбрали площадку в районе Чалую. Это новый район в Анкаре, где в основном живет обеспеченная прослойка горожан. Театр там совершенно новый на 600 мест, технически очень хорошо оборудован, на сцене много подъемников. Михаил сделал мобильную сценографию, которую можно перевозить и на другие сцены Анкары, а также использовать во время гастрольных туров.

— Какую задачу поставил перед вами Андрей Саввич? Очень трудно удивить Шекспиром. Его ставят в тысячный раз…

— Мы никогда не стремимся удивлять публику, когда работаем с Андреем Саввичем. Удивлять публику не нужно. Если ты ставишь задачу удивлять, то начинаешь уходить в какие-то сенсационные и не всегда эстетически выверенные вещи.

— Опять в сотый раз рассказать шекспировскую трагедию, не отходя от классического прочтения?

— Шекспир удивителен тем, что его невозможно штамповать. Каждый раз, когда ты читаешь новую пьесу для постановки, то Шекспира видишь по-разному. Пять лет назад «Ромео и Джульетту» я видела в одном свете, сейчас вижу совершенно в другом. Это зависит от поставленной задачи. Я когда в первый раз прочитала «Цимбелина» в Якутске, то подумала – ой. А что здесь есть?

— Почему?

— Цимбелина нет как персонажа, когда читаешь первый раз. Он — совершенно невнятный герой, который появляется в начале, середине и в конце. Цимбелин — это король Британии, который женат вторым браком. У него есть дочь Имогена, а у его жены – сын Клотен, которого супруга хочет женить на его дочери, дабы взять власть в стране. По ходу пьесы выясняется, что у короля много лет назад украли двухлетних сыновей. Вообще, сюжет очень закрученный и там так много всего.

Потом Имогена выходит замуж не за благородного дворянина из британского двора, а за римлянина Постума, который служит у них. Это начало конфликта, в результате которого Цимбелин изгоняет Постума. Зять отбывает в Рим, где встречается с друзьями и там находится один злодей, который заключает с ним пари, что он соблазнит принцессу Имогену, и сюжет закручивает еще сильнее. Это одна из последних пьес Шекспира и поэтому в ней очень много знакомых персонажей. Это и злодей Яго. Это и зять Постум — Отелло, который дает задание своему слуге за неверность жены убить ее. Там много таких параллелей. Когда профессионал пишет пьесы, то он собирает уже написанные персонажи, еще раз оттачивает их и закручивает вокруг одного сюжета.

— Цимбелин дергает за ниточки, присутствуя невидимо?

— Может быть. Андрей Саввич дал нам задание – прочитайте, потом встретимся и поговорим. Встретились, поговорили и я задала ему вопрос – в чем тут соль? Цимбелин абсолютно неинтересен. Может быть, пьесу нужно было назвать «Имогена»? Очень ярко выписан образ его дочери. Ее верность, ее любовь к мужу, отцу, земле. По сути она должна была выйти замуж за сына королевы Клотена. За бритта, за свою кровь, но она вышла за чужестранца.

— Все это происходит на фоне войны между древней Британией и Римской империей?

— Британия перестает платить дань Риму, и империя отправляет посланника Кая Луция, который объявляет: или вы платите Риму дань или мы идем на вас войной.

Гордый бриттский народ говорит – нет, мы хотим быть свободными, поэтому дань вам платить не будем. Разгорается война. Главные персонажи оказываются по разные стороны. И тут появляется очень таинственный персонаж Беларий. Он был первым военачальником у Цимбелина, но, когда они рассорились Беларий крадет его сыновей, укрывается с ними в пещере на дальнем берегу Британии и растит их настоящими воинами. Аскерами, как говорят турки. Потом на этом берегу оказывается Имогена, переодетая в мальчика, и братья берут ее к себе жить. Там же появляется Клотен, ищущий Имогену. Один из сыновей Цимбелина убивает Клотена, который оказывается в одежде Постума. Имегена видит безголового Клотена и плачет от горя, думая, что это Постум. Приходят римляне, которые забирают Имогену в армию, она становится пажом при Кае Луции…

Идею пьесы можно было бы по-разному трактовать, начиная с того, что это безумно скучная пьеса, заканчивая тем, что Андрей Саввич нашел в ней идею, зерно.

— Как происходил поиск этого зерна?

— Обычно Андрей Саввич дает тему, и мы начинаем на эту тему разговаривать. В конце у нас появляется идея. Потом выясняется, что он имел эту идею в виду, но хотел, чтобы мы сами до нее дошли. Это его удивительная черта. С ним безумно интересно работать. На самом деле он все знает, но он дает возможность дойти другим до этого. У каждого из нас свои пути найти это зерно.

Мы зацепились за одну сцену, которую Бернард Шоу считал совершенно излишней. Шоу, прочитав пьесу, был настолько разочарован ею, что написал разгромную статью и взял на себя смелость переписать последний пятый акт. Андрей Саввич взял этот акт Бернарда Шоу, и в финале Цимбелин всех прощает, все кончается примирением.

У Шекспира есть странная сцена, где Постум лежит в темнице и ему снится сон. К нему являются бог Юпитер и его умершие родственники. Они ему вещают, что все будет хорошо. Андрей Саввич пошел дальше и сказал, что все происходящее в пьесе — это сон. Он начинает спектакль тем, что Цимбелину снится сон. Он видит своих потерянных сыновей, которые говорят ему – ты утратил веру, у тебя за спиной вера твоих предков и тебе надо ее вернуть. Это явилось идеей спектакля.

— Какая это вера?

— В спектакле показаны жрецы-друиды. До приезда Андрея Саввича мы начали бегать по всем музеям Анкары. Были в этнографическом музее и попали в удивительный музей Анатолийских цивилизаций. В конце XX века он имел титул лучшего музея мира. Это потрясающий музей! Нас поразили там хеттские жертвенные предметы. Хетты — это тюркоязычный народ, живший на территории Турции еще до нашей эры. Мы читаем там слово «кюн» и видим символы солнца. Огромное количество солнц, сделанных из чугуна, диаметром 25 сантиметров. Это настолько нас поразило. На английском читаем, что это ритуальные предметы.

Перед отъездом, Андрей Саввич сказал нам, что в спектакле обязательно должны быть друиды-жрецы, должен быть жертвенный алтарь, и я пришла к выводу что у меня жрецы будут в головных уборах в виде этого солнечного диска.

Пошли по музею дальше и увидели клинопись, найденную на территории Турции. Миша использовал в сценографии хеттские наскальные письмена с хеттскими жрецами. В результате бритты у нас превратились в хеттов. Мы очень хотели найти близкие турецкому зрителю символы, найти что-то родное для турок, чтобы достучаться до их сердец и умов. После спектакля к нам подходили и говорили то, что вы использовали хеттские символы, эти письмена и это для них удивительно.

— Они не используют такие вещи в сценографии? У нас если Шекспир, то с якутским прочтением. Чороны можно увидеть.

— Там и чороны были в руках у жрецов, поэтому для них это было откровением. Я считаю, что для нас это тоже стало откровением. Потому что была найдена связующая родственная нить между якутским и турецким народом. Сначала для меня было удивительно, что нас останавливали на улице жители Анкары.

— После премьеры?

— Во время процесса работы. Они нас спрашивали, откуда мы. Мы говорим, что мы из России, из Якутии, Республики Саха. Они сразу начинают махать руками – «да, вы же наши братья, мы же единый народ». Практически любой житель говорит, что турки, казахи, якуты — единый народ. Тут же мы начинаем делиться общими словами. Они говорят, что их бабушки и дедушки якутский язык понимали бы легко. В современном турецком языке очень много заимствований из персидского языка, а старый турецкий он более тюркский.

Когда я работала с закройщиками, портными, обувщиками, то мы практически понимали друг друга. Конечно, существуют профессиональные термины плюс в турецком и якутском есть единые слова.

— Спектакль получился о вере…

— Это режиссерская нить, которая проходит через все его творчество. Любой творец каждый раз рассказывает о своем пути. Возвращение к вере предков, которая несет мудрость и все, что ты хотел и будешь хотеть — это ярко видно в спектакле. Особенно, когда появляются римляне – внешняя сила, которая пытается разрушить веру британцев и их устои… Мне кажется, это мировая проблема.

— В каком антураже происходил этот сон Цимбелина? Визуальное иногда бывает сильнее словесного.

— Михаил сделал потрясающую вещь в сценографии – мост, который соединяет разные миры, соединяет сон с реальностью, это же и дворцовый мост. Мост превращался в корабль, на котором римляне плывут к берегам Британии. Эта шикарная металлическая конструкция, обитая деревом, действовала, как качели и крутилась вокруг оси, она двигалась вперед и назад по сцене.

— То есть вокруг моста все крутилось?

— Да, постоянно. Там еще были подъемники, с помощью чего мост мог опуститься на уровень пола и тогда он исчезал полностью. Для актеров и театральной публики это было новшеством. Спектакли, которые мы видели в Анкаре, существуют в застывших декорациях. Мы заставили сцену двигаться, причем актеры сами ее двигали. Для них это была очень трудная задача. За два месяца научить этому актеров, которые привыкли стоять на сцене и красиво, громко, хорошо декламировать. А тут они двигались, работали с мечами, утварью, с этим мостом.

Музыка была очень хорошая. Андрей Саввич использовал общеизвестные хиты и музыку турецкого композитора, который написал ее для Имогены и Цимбелина. Получился микс. Музыку тоже очень хвалили. В его спектаклях сценография, музыка, костюмы имеют равное процентное содержание вливания в спектакль. Они должны быть одинаково сильны. В этом случае получается удача.

— Андрей Саввич работал с актерами через переводчиков. Но тем не менее, это другая школа, другой менталитет. Взаимопонимание не сразу возникло?

— По прошлому опыту работы в Китае мы поняли, что от переводчика зависит очень многое. Рядом с Андреем Саввичем постоянно находился молодой парень азербайджанец Фуат Гараев. Он буквально жил спектаклем. Мы с ним подружились за эти два месяца, он пишет, что скучает по репетициям, по работе. Хотя он обычный переводчик и к театру не имел отношения. Умение правильно перевести и донести до актеров режиссерский посыл, для этого надо иметь талант и трудолюбие. Поэтому мы очень благодарны Фуату и переводчице – девушке, которая работала с нами в мастерских.

Если говорить об актерах, то им было безумно интересно. Были актеры, которые сопротивлялись, были актеры, которые уходили из проекта. Потому что есть внутренний страх, что они не смогут что-то в себе переломить.

— Говоря об идее спектакля, Андрей Борисов, наверное, упоминал тенгрианство?

— Да, он говорил об этом и о вере вообще. Именно это может нас спасти, если судить по последним нашим событиям. Актер, который играл Белария, в процессе репетиции стал главным помощником Андрея Саввича. Он будет вести спектакль дальше, он обладает режиссерскими данными. Однажды он приходит и показывает Андрею Саввичу фотографии с раскопок на горе Немрут. Там раскопали огромные статуи древних богов. Андрей Савич мне звонит и говорит поройся в интернете, поищи эту тему. Я начинаю искать, и оказывается там раскопан целый пантеон богов. Я смотрю — это же наше. Вот он Верхний мир. Вот оно олонхо. Там все боги сидят в рядочек. Каменные исполины в высоту 8 метров. Я головной убор сделала для Цимбелина, как у древнего бога. Мне показалось, что это нужно. Королевский головной убор – это не обязательно корона, он может быть и такой.

— Якуты поставили спектакль английского классика для турецкого зрителя на британскую тему. Все-таки спектакль про бриттов, турок или якутов?

— Не про якутов, конечно. Скорее всего о турках для турок. Надо было найти язык, который был бы понятен им.

— Язык Шекспира понятен всем?

— Да. В новогодние дни в Саха театре будет восстановлен «Король Лир», и там же тоже использованы якутские мотивы. Я думаю, так и должно быть, потому что это идет через наше сердце. Турки мы или якуты, это все равно должно найти путь к сердцу. Если бы «Цимбелин» был поставлен на нашей сцене, то были бы якутские мотивы.

— Якутский зритель с кем бы сравнил Цимбелина из своих легендарных, исторических героев?

— Тыгын Дархан. Абсолютно. Те же проблемы.

— Турки его с кем сравнили?

— У нас, кстати, такая мысль была вначале. Мы сходили в музей Ататюрка и поняли насколько, это огромная личность. Он для турок настоящий герой. Мы думали, может быть какие-то параллели провести, но потом отказались. Кстати, мы были в библиотеке Ататюрка, который находится в его мавзолее, и там целая полка словарей якутского языка Пекарского. 12 томов. Там очень много книг об этнографии тюркских народов. Это еще раз подтолкнуло к мысли, что должная быть общая идея. Потому что тенгрианство и поклонение солнцу — это очень близко для всех нардов. И для британцев тоже, если начать копать историю.

— В спектакле присутствуют друиды…

— Да, они же жрецы. А жрецы они и у саха, и у хеттов, и у бриттов. Поэтому мы не стали зацикливаться на национальности. Вера она и есть вера.

Мы уезжали из Турции через Стамбул, где я ни разу не была. У меня была конкретная цель побывать в соборе Айя-София. Со стороны это одна из самых невзрачных мечетей. Небольшое зданьице — христианская церковь XII века и к ней прилеплено четыре минарета. Я переступила огромный каменный порог, встала напротив дверей, ведущих в основной зал, поднимаю голову и вижу золотую византийскую мозаику. На ней лик Христа… У меня как будто молния по позвоночнику прошла, потекли слезы, я не знаю почему. Я получила такой эмоциональный шок. Прошла в зал, где выписаны каллиграфией имена халифов, а у алтаря лик Божьей Матери. Ататюрк в 1928 году закрыл мечеть и сделал из него музей. Поэтому там местами счистили византийскую мозаику тех времен, где-то оставили знаки мечети. Я подумала – вот что такое религия. Нет ни четкого ислама, ни четкого христианства. Это должно быть едино. Вера должна быть в сердце.

— Это такие затертые слова, которые перестают действовать.

— Может быть так, но я еще раз убедилась в этом. Ты можешь Бога назвать кем угодно, но все-таки он в сердце. Может быть, я скажу крамольную вещь. Народ саха не строил ни мечетей, ни церквей, потому что он веру несет внутри себя и передает ее устно.

— Какова была реакция публики?

— Я затылком чувствую дыхание публики. Для них сначала это был шок, потом их начало это втягивать, втягивать, а финальная сцена вызвала такой вздох. В финале Андрей Саввич сделал чистую сцену, где стоят жрецы в головных уборах-солнечных дисках, как люди Солнца. Король Цимбелин идет к алтарю, который нес в себе ассоциации с хеттской клинописью и Стоунхэнджем. Зритель тогда выдохнул. Значит это дошло до их сердец.

— Чем заканчивается спектакль?

— Хэппи-эндом. Все персонажи собираются на сцене и выясняется, кто, когда, кого убил, обманул, украл, любил…Цимбелин останавливает войну, прощает плененных, отпускает римлян обратно домой с добром — уходите и дайте нам жить дальше своей жизнью.

Он вернулся к своим богам. В своей вере он пришел к выводу, что смертоубийство ни к чему хорошему не приводило и все решил мирным путем.

— Потом были обсуждения?

— Мы уехали на следующий день вечером. После спектакля к нам подходили и говорили: «Огромное спасибо, такого Шекспира мы еще не видели. Вы выполнили некую миссию». Рассказать Шекспира их языком, их историческими и этнографическими вещами. Видимо, в этом была миссия. Если бы я не была в этом музее и не увидела этих дисков солнца, то они бы и не появились в этом спектакле. Теперь я знаю и это близко для нас. Теперь мне хочется побывать на Немруте и увидеть этих божеств. Может быть, здесь наше олонхо, может быть, мы здесь были когда-то и унесли это с собой туда, то есть сюда, где мы сейчас живем.

— Не могу не спросить об ассоциациях с Путиным и сегодняшней геополитической ситуации, о чем шла речь в одной статье. После премьеры якутский журналист сравнил Цимбелина с Путиным, а противостояние Римской Империи и Британии с противостоянием Запада и России. Это журналистское субъективное или все-таки у режиссера были похожие мысли? 

— Нет, абсолютно. При чем здесь Путин? Я честно говоря, от вас впервые слышу об этих параллелях и об этой статье.

— Если перенести спектакль на нынешнюю геополитическую ситуацию. Однополярный мир, многополярный мир…

— Наверное, в свете последних политических событий могут такие ассоциации появиться… Но в конце сентября, когда мы начали работать над спектаклем, эта проблема так жестко не стояла. В Анкаре я телевизор ни разу не смотрела. Телевизор я и дома почти не смотрю. Политической жизнью страны не интересуюсь, для меня интереснее жизнь в театре.

Хотя думаю, что толика правды в этом есть. Когда мы посмотрели первый прогон, мы даже немножко вздрогнули. Политические линии в спектакле присутствуют. Причем я бы сказала, что довольно сильно. Это видно по римским доспехам. Когда я делала доспехи для римских воинов, то использовала автомобильные протекторы. Мне показалось, что они дают некую современность и одновременно похожи на римские шлемы. Это понравилось и нам, и работникам, которые фактурили доспехи и шили. Они порадовались и сказали, что не ожидали, что из такой простой вещи можно получить такой симпатичный результат.

— Насколько турецкая публика политизирована? Какие актуальные вопросы ее волнуют?

— За два месяца жизни, мы влились потихоньку в их жизнь. Они, конечно, политизированы. Во время нашего пребывания были стычки с полицией. Там  проблемы с курдами. Это происходило в районе Кызылая, а мы жили в другом районе. Поэтому мы только слышали. В Кызылае в основном студенчество живет, и там же проходят все демонстрации.

Эрдоган – он несколько промусульманский президент, поэтому чувствуется возвращение к исламизации. Хотя, они нам рассказывают об оборотной стороне европеизации. Это когда девушкам в хиджабе запрещали заходить в университет. Это было лет 20 назад в Анкаре. Поэтому девушки из религиозных семей вынуждены были надевать парики. Перегибы были и с той, и с другой стороны. А сейчас видишь, как идут две подруги — одна в джинсах, кедах, толстовке, подруга — в платочке, длинном пальто, из-под которого те же джинсы, кеды. Спокойно уживаются.

— Конфликт между Востоком и Западом чувствуется?

— Особенно он чувствуется в Стамбуле. Я увидела, что Стамбул — это мост между Европой и Азией. Анкара — она более административная и патриархальная. Почти каждый мужчина в Анкаре с бородой. Большинство актеров у нас были с бородками. Сначала мне было как-то… Но я же не могу заставить их сбрить эту бороду. Хотя мне хотелось бы увидеть их без бороды. В театре есть мужской закройщик, есть женский. В автобусе, когда я покупала билеты, спрашивают — вам надо, чтобы женщина рядом сидела? Мне все равно, а для них не все равно.

— Спектакль вошел в репертуар?

— Он уже в репертуаре. После нашего отъезда они пять дней подряд играли. Они настолько профессионалы, что просили у нас чертежи декораций. Чтобы можно было разобрать, увезти, сыграть на разных сценах. Они обязательно хотят привезти «Цимбелина» в Москву. «В Москву, в Москву», — говорят артисты. Доедут ли до нас, пока неизвестно.

— Вам известны театральные планы Андрея Борисова?

— У него есть очень интересная идея с Китайской оперой. Это совместный проект, в котором должны соединиться китайская опера и якутское олонхо. Китайцы будут ставить у себя «Туйарыму Куо», а Андрей Саввич – китайскую «Легенду о белой змейке» на сцене Саха театра. Это будет один спектакль из двух актов. В этом вся соль. Премьера должна состояться осенью в Пекине. После чего спектакль будет показан в Якутске. Я думаю, это безумно хорошая идея. Причем и Китайская опера, и якутское Олонхо признаны ЮНЕСКО шедеврами.

В этом плане Театр Олонхо — это будет что-то уникальное. Там собираются актеры, которые умеют делать все. Последний спектакль-олонхо Степаниды Борисовой «Таптал талыыта» и ее же «Удаганки» убеждают, как наши актеры хорошо двигаются, поют, драматически играют. Если «Удаганок» и «Таптал талыыта» повезем в Турцию, то для них это будет взрыв мозга.

— Есть такие планы?

— Второй премьерный показ «Таптал талыыта» снимало турецкое телевидение. Так что будем надеяться на дальнейшее сотрудничество.

— Желаю успехов в Новом году!

Елена ЯКОВЛЕВА,  Якутск

4 комментария

  1. Согласна, ислам сыграл огромную роль как монотеистическая религия, в становлении империй, государств. Но почва уже была подготовлена как авраамистическими религиями – иудаизмлм и христианством, так и тенгрианской. Тенгрианской прежде всего. В бытовой, народный ислам вошло очень много из тенгрианской религии. Это факт и доказывать тут нечего. Оглянись и увидишь. Даже сам факт того, что понятие бога неперсонифицировано, это тоже от тенгрианства. Но дело не в прошлом, а в будущем, которое наступает уже сегодня. Ислам не может быть объединяющим духовным учением евразийских народов и не станет религиозно-идеологическим фактором в наступающем мироустройстве. Посмотри что творится в Париже, мире вообще. Речь на нашем сайте идет об этом. Не об исламе мы рассуждаем, а тенгрианстве и его религиозной основе. В следующий раз ждем полемическую статью, а не пространные рассуждения.

    • Согласен что Тенгрианство, по своей натуре, есть по настоящему веротерпимое и демократичное мировозрение, что делает ее намного более прогрессивной верой. И вместе с тем, такая прогрессивность не гарантирует что он повернет свои исконные народы обратно к себе от Ислама. Во-первых, человек далеко несовершенное, и поэтому довольно сильно нерациональное существо. Во-вторых, Ислам, как и многие другие религии держится не в силу своей некой прогрессивности, а благодаря многим другим факторам, типа – пропаганда, подавление личности обществом, а нередко даже обман и даже некоторое насилие. Поэтому его можно сравнить с неким вирусом, который почти нельзя истребить пока. А вирус потому что от него больше вреда чем пользы прежде всего для самих его носителей. Обо всем этом можно “прочитать” в настоящей божественной книге под названием – Жизнь, сама жизнь. Но видать жизнь это такая штука – не всем в ней хватает места быть победителями, некоторым в ней просто не под силу избежать учести оставаться лузерами.
      Тенгрианству чужда роль общественного принуждения, и в этом ее слабость перед Исламом. Тенгрианство нынче есть не вера толпы, а вера личностей.

      • Ну и ради справедливости, наверное нужно самокритично отметить, что не все проявления нынешней практики Тенгрианства так уж и прогрессивны, тут нередко можно найти и отсталые и ошибочные суждения, излишние суеверия, но благо все то не является прописными истинами самого Тенгрианства, а всего лишь – личные невежества некоторых ее последователей, поэтому это всё-таки исправимо, в отличие от предписанно – ошибочных доктрин некоторых других религий.

  2. Нет, Рашид. Как раз турки добились успеха потому что великий Ататюрк направил развитие Турции как светского государства, а не исламского. Они сохраняя традиции, пошли по пути инновационного развития, переняв от Запада не только технологии, но политические и экономические инструменты развития своего государства.
    Так что ты не прав. Дело тут не в религии, хотя да, традиции они сохраняют. Мне очень авторитетные турки говорят, что радикальный ислам, да и сам ислам мешает полноценному развитию Турции. А сохранили бы учение Тенгри, то это бы, наоборот, помогло.

Комментарии запрещены