Оксана Добжанская двадцать пять лет изучает традиционную культуру народов Таймыра. На конференции по круговым танцам она была единственной, кто рассказал о том, как эта традиция сохраняется или наоборот забывается у коренных малочисленных народов Севера. Чтобы продолжить свою научную работу в среде единомышленников, доктор искусствоведения приехала в Якутск, где читает лекции в Арктическом государственном институте искусств и культуры. Благодаря ее участию в конференции у нас появилась возможность узнать, какова ситуация с традиционной культурой у северных народов, живущих по соседству.
– Оксана Эдуардовна, сохранились ли круговые танцы у народов Таймыра?
– У нас существуют круговые танцы. У долган, живущих в Хатангском районе, это вполне живая традиция. Это северо-восток края, граничащий с Анабарским районом Якутии. В этом районе есть круговой танец «хэйро», есть запевалы танца. Что касается нганасан, танцы которых я сегодня представляла в докладе, то к сожалению, у них эта традиция на ладан дышит. Круговые танцы медведя они исполняются скорее по требованию. Если приезжают для съемок фильма или исследований, то специально собирают людей и исполняют танец. К сожалению, живой практики уже нет.
– А у долган с чем связано сохранение практики?
– Долганы исполняют круговые танцы в праздники – в День оленевода, День поселка, во время встречи солнца после полярной зимы. Раньше это были семейные праздники, свадебные.
– Эта традиция не прерывалась в советские времена?
– Это все было вполне живо в советское время. Наоборот сейчас немного угасает.
– С какой точки зрения Вы изучаете круговые танцы?
– У меня научный интерес к музыкальному аспекту. Я глубоко изучала шаманские обряды народов Таймыра. А какой шаманский обряд без танцевального сюжета. Когда изучаешь культуру с точки зрения музыковеда, то в любом случае изучаешь не только звуки, но и движения, значения движений. Происходит комплексное исследование культуры. Поэтому, начала изучать круговые танцы.
– Как Вы можете объяснить, что у долган сохранилась практика круговых танцев, а у нганасан – нет? Два народа живут рядом.
– У нас на Таймыре рядом живут пять коренных малочисленных народов. Есть еще ненцы, северо-западные эвенки, крайне малочисленные энцы – их всего двести с лишним человек осталось. Очень пестрая этническая картина. При этом огромное количество русского населения, приезжего населения. А с чем это связано? С состоянием национальной культуры. Если национальная культура крепко стоит на обеих ногах, если есть традиционные отрасли хозяйства, если люди живут в тундре, то культура хорошо сохраняется.
У нганасан нет оленеводства уже сорок лет. У долган есть. Они живут в тундре, у них лучше сохраняется язык и вся культура, связанная с традиционным образом.
– Нганасаны чем живут?
– Это очень серьезная, трагическая ситуация, когда у них командно-административным путем было уничтожено оленеводство. Людей просто перевели на оседлость в поселке. Никто не дал им заменяющих занятий. Но и в советское время были госпромхозы и пошивочные цехи. Мужчины могли охотиться, женщины могли шить сувениры, унты и получать достойную зарплату. После развала СССР началась рыночная экономика. Кто может, тот выживает. Люди выживают и им не до каких-то системных сохранений черт культуры.
– Долган это не коснулось?
– Долганы разные. Сейчас я вам рассказываю про благополучную ситуацию Хатангском районе. Но у нас есть долганы в Дудинском, в Усть-Енисейском районе, а это центр или запад Таймыра ближе к Енисею. Там национальная культура долган не так хорошо сохраняется, как у оленеводов. В восточных отдаленных поселках, близких к Якутии самая благоприятная культурная ситуация. Чем ближе центру, ближе к Норильску, Дудинке ситуация становится более урбанизированной.
– Люди пытаются возродить культурные традиции?
– Конечно, люди очень патриотичные. Они создают национально-культурные объединения, различные клубы, устраивают фестивали, выступают в Дни поселков, стараются как-то активизироваться. Даже русские песни переводят на нганасанский язык и поют. Они хотят зацепиться хоть за что-то и сохранить свою идентификацию.
– У них происходит взаимодействие с учеными?
– Там о взаимодействии с наукой говорить очень сложно. На Таймыре нет ни одного научно-исследовательского института, научно-исследовательской организации. Я сейчас работаю в АГИИК…
– Вы приехали в Якутск, чтобы работать в Арктическом институте?
– Да. Я первый год здесь работаю, но продолжаю жить в Дудинке. Приезжаю сюда читать лекции. Надо работать с коллегами, единомышленниками для того, чтобы был какой-то результат от твоей научной работы. Я работаю на кафедре искусствоведения, которой заведует Юрий Ильич Шейкин. Это крупнейший российский музыковед, который работает в сфере изучения музыки народов Сибири и крайнего севера. В целом у нас очень сильный научный коллектив. Когда есть коллектив единомышленников, тогда становится интересно.
– Получается, что на Таймыре у Вас полевая работа?
– Можно так сказать. У ученого жизнь как течет? Ты можешь в отпуске придумать концепцию, мысль зреет все время. Идет единый процесс и там, и здесь.
– А как идет процесс сбора материла?
– Я уже столько материала собрала за 25 лет, собираю и собираю. Сейчас речь уже не о сборе, а об осмыслении, публикации. Это становится более важной задачей. Потому что сейчас не соберешь хорошего материала, как 25 лет назад. Но надо собирать, потому что какие-то варианты сохраняются. Но в целом лучшие сказители, как и в якутской культуре, они уже в прошедшем времени. То же самое касается и песенников.
Собраны большие архивы, которые нужно каталогизировать, публиковать, сохранять. Надо ориентироваться на эти образцы при исследовании новых форм культуры и понимать, что тот уровень уже будет не достижим. Скорее всего через несколько лет будет что-то новое. Но старое должны держать, как образец, достойный для подражания.
Елена ЯКОВЛЕВА. Якутск.