Донгак У.А., uranda@yandex.ru

Аннотация. В статье проведен анализ текстов тувинских шаманских гимнов: 1) как ритуальной речи; и 2) как основы развития поэтического языка тувинской литературы (тропы, сюжетика, стих); 3) как основы развития личного начала в тувинской литературной традиции.  В шаманском обряде уровень семиотичности произнесенного слова очень высок. Шаманский текст сложно структурирован, усложнен множеством приемов: метафоричность, синтаксическая нагруженность, акустическая и визуальная образность; в ней появляются малопонятные слова, архаическая лексика и непопулярные (необычные, редкие морфологические формы). Все эти качества тувинских шаманских песнопений активизируют личное начало субъекта речи. 

Ключевые слова: шаманские песнопения, алгыши тувинских шаманов, поэтический текст 

Dongak U.A., uranda@yandex.ru

Hymns of Tuvan shamans as sacred speech

Annotation.  The article analyzes the texts of Tuvan shamanic hymns: 1) as a ritual speech; and 2) as the basis for the development of the poetic language of Tuvan literature (tropes, plot, verse); 3) as the basis for the development of the personal principle in the Tuvan literary tradition. In the shamanic rite, the level of semiotics of the spoken word is very high. The shamanic text is complexly structured, complicated by many techniques: metaphorical, syntactic loading, acoustic and visual imagery; obscure words, archaic vocabulary and unpopular (unusual, rare morphological forms) appear in it. All these qualities of Tuvan shamanic chants activate the personal principle of the subject of speech.

Keywords:shamanic chants, algyshs of Tuvan shamans, a poetic text

Шаманские гимны, как правило, выраженные в поэтической форме, обращают внимание исследователей фольклора прежде всего тем, что до сих пор мало публикуются в силу следующих характеристик: усложненным и во многом малопонятным дискурсом и синкретичным характером ее функционирования (ритуальность и коммуникативность). Вместе с тем актуальность изучения языковых  и художественных особенностей шаманских песнопений  становится все более очевидной, так как, по нашим наблюдениям относительно тувинской народной традиции, носителей шаманского гимнического слова становится с каждым годом все меньше, уходит старшее поколение носителей традиционной культуры, приходящие им на смену шаманы все менее обращаются к слову как неотъемлемой и действенной части шаманского ритуала, или же шаманское слово становится все более упрощенным и малословным.

В нашем исследовательском интересе изучение текстов шаманских гимнов обращено к трем особенностям шаманского дискурса: 1) как к ритуальной и действенной речи, 2) как основы развития поэтического языка тувинской литературы (тропы, сюжетика, стих), 3) как основы развития личностного начала в тувинской литературной традиции.

Научные разработки отечественных и зарубежных ученых о глубинной смысловой содержательности шаманских высказываний и базе поэтического языка [1, С.210-211], о специфичности синонимии в фольклорном слове и «гипостазированном поэтическом слове», его манифестации [2, 3], о шаманских песнопениях как священных текстах, ритуально-мифологическом материале, синкретизме художественного и аналитического, повествовательного и ритуального в бурятской традиции [4, С.22, 28], этикетности шаманских гимнов [5, С.55], об универсальных особенностях сакральной речи [6], и др., а также научные издания текстов тувинских шаманских камланий и исследования, осуществленные М.Б. Кенин-Лопсаном [7, 8, 9], труды по  тувинской обрядовой поэзии З.К. Кыргыс и Ж.М. Юша [10, 11], публикация нескольких шаманских гимнов цэнгэльских тувинцев, выполненных А.С. Донгак [12]  – все эти работы позволяют обратиться к анализу шаманских алгышей как к сакральной речи.

I). В шаманском обряде, будь то в алгыше, посвященном лечению больного или в алгыше-испрашивании добычи для охотников, или в посвященном наступлению Нового года Шагаа, или на перевале – как в любом ритуальном слове уровень семиотичности произнесенного слова намного высок по сравнению с профанным словом. Как отмечают исследователи, в трех уровнях текста активизируется семантика мифологизированного слова: в сюжетике, в лексико-выразительных средствах, в фонике [1, С.204-205]. Рассмотрим «интенсификацию средств выразительности» в трех обозначаемых уровнях текста алгыша, призванного спасти больную девочку:

Здесь вся информация в тексте вводится не открыто, а в скрытой, описательной форме. Сюжетика: сообщение о заболевшем ребенке – обозначена словом (досл.: бедный ребенок, так мила [жизнь малыша] –  хөөкүйнү, чаржынчыг-дыр), далее: что просит шаман у духов, какие действия просит провести – вместо открытой просьбы выражено словами (покажите себя, проявите нежность, обласкайте, приблизьтесь к юрте, к «кольцу» хараача –  хараачадан хавырлыңар, эскериңер, чавырлыңар).

Лексико-изобразительный уровень шаманского дискурса представлен эпитетами хөөкүй, чаржынчыг, что дословно можно перевести как «бедный», «жалкий», но более точно их семантика расширяется в коннотациях сочувствия, участливости, сострадания. Ритмика выстраивается в повторах разного порядка, в горизонтальных и вертикальных созвучиях, в синонимичных рядах.

Так, текст, лишь называющий состояние объекта, – содержит наррацию о заболевшем ребенке, далее в тексте просьба помочь заболевшему ребенку и вылечить его выражается словами, обозначающими не прямую просьбу помочь и вылечить, а скорее выражающие лишь намеки на то, что ожидается от духов-спасителей. Налицо опосредованная, скрытая форма выражения просьбы.

Магическое слово шаманских текстов не передает логическую информацию, оно несет в себе «код невербальной коммуникации», т.е. не произнесенную и открытую информацию, а заложенную из другого времени и другого пространства и несущую новые смыслы. Поскольку ритуал есть событие «вселенского масштаба», «духовное освоение мира», его культурное восприятие [13], мы ясно понимаем, насколько «непросты», многозначны, семиотически нагружены слова шаманского камлания.

II). Шаманский текст структурно организован, это «не спонтанная речь», а усложненный множеством приемов дискурс. Метафоричность, синтаксическая нагруженность, акустическая и визуальная образность присущи шаманским песнопениям.

Если обряд, совершаемый шаманом, представить, как действо на сценической площадке, и «выступление» посредника-шамана перед духами и его собравшимися сородичами, то понятно, что без тщательной «подготовки» действа невозможно в момент проведения ритуала более широкое видение пространства и времени, открывающее «внутреннее зрение» и иной ценностный уровень. Метафоричность создается благодаря «иноговорению», непрямому называнию предметов, явлений, событий, их признаков и качеств, действий – так рождается образность.

В многочисленных эпитетах, например, «звонкие металлические колокольчики, мельхиорово- бронзовые колокольчики, алюминиево-белые колокольчики» («эдер демир коңгураалар», «час-ла хүлер коңгураалар», «ак-ла демир коңгураалар» [7, С.463]; в метафоричности при описании шаманских способностей передвижения в пространстве, например, «Обернувшись ветерком / Полетел я темной ночью» («Хатчыгаш бооп хуулуп алгаш / Караңгыда ужуп баттым»; «Рядом с Полярной звездой, окруженной звездами / Пролетал я, совершая камлание» («Шолбан, сылдыс аразында / Чоруум кылып ужуп чор мен»);  «Лунным солнцем я  слегка обжегся» («Айдың хүнге шондуруптум»); «На Луне / Пронизывающим холодом повеяло на меня» («Айга… / Ажыг соокка шактырыпкаш»); «Удаляясь от облаков / Спустился я на вершину седоглавого горного хребет» («Булуттардан аңгылангаш / Буурул сынның сиртин хондум») [7, С.294]; в цепи сравнений: «Будь резвым как необъезженный конь! // Будь быстрым как косуля! // Будь гордым как орел! // Будь ласковым как податливый молодой ивовый прут! //» («Эмдик аът дег омак бол! // Элик аң дег кашпагай бол! // Эзир куш дег чоргаар бол! // Эриг хаак дег ээлдек бол!» [7, С.499] – заложена основа тувинского поэтического слова, художественной образности поэзии.

Параллелизм реализует многократное дублирование, вариативность и создает условия для выражения экстатических форм речи. Риторические обращения и риторические вопросы создают семантико-синтаксическую нагруженность текстов:

О, прислушавшиеся к моему восхвалению! О, черти, рожденные от чертей! Разве таково веление вселенной? Устраните, разгоните [темные силы]!

Алгал сөзүм алганнарым! Аза чаяан азаларым! Делегейниң эргези бе? Чайладыңар, чорудуңар! [7, С.458].

III). Шаманская речь осуществляет взаимодействие с сверхъестественными существами [6], поэтому она маркируется субъектом речи как особая речь, в ней появляются малопонятные слова, архаическая лексика и непопулярные (необычные, редкие) морфологические формы. Эти качества шаманских песнопений и потому необычность, странность речи шамана, стремление как можно таинственно, туманно выразиться активизирует, как отмечено исследователями, личное начало субъекта речи. Заметим, что М.Б. Кенин-Лопсаном шаманские гимны назывались «шаманской поэзией». На наш взгляд, именно в шаманских гимнах, восхваляющих свою родословную и могущество шаманского слова, заложено начальное проявление категории авторства [14].

Этим объясняется также множественное введение непонятных слов и малоиспользуемых форм речи, что в конечном счете ведет к осознанию как шаманом, так и участвующими в шаманском ритуале людьми – в действенности шаманского слова, в способности осуществлять в реальности произнесенное.

В тувинских шаманских алгышах вышеперечисленные характеристики представлены в изобилии:

а) «Элбиреңнээн саңнааш бөргүм» (возможно: от «саң дорт» – очень прямая; развевающийся высокий мой головной убор) [7, С.397].

б) «Чээк сарыг ирем сен сен. // Черим сүрлүг хамы сен сен» (чээк – объясняется информантом (шаманом) К.Л. Балганом как «поедающий, поглощающий», в значении «поедающий своего врага», «свергающий, убивающий своего врага») [7, С.314].

в) «Араан. Араан. // Алас. Алас. // Артыш, каңгы саңым салдым» (Араан. Араан. Алас. Алас. Воскуряю можжевельником и благоухающими травами свой жертвенник) – здесь М.Б. Кенин-Лопсаном объясняется: араан – восклицание «погоди!», алас – в знач.: «достаточно», «наконец-то», междометия, предваряющие часто шаманские гимны [7, С. 433-434].

г) «Чаар дээрден сургамчылыг мен. // Чаяан дээрден ызыгуурлуг мен. // Оът түменни огулдурган мен. // Муң түменни муңчулдурган мен. //» [7, С.307] (Я отправлен небом, посылающим дожди. // Мое происхождение ведется от неба-чаяан (судьбы). // Я поедал неисчислимое множество травы. // Заставил я срыгивать столько много [существ], словно это [растущая] трава, // Заставил я страдать тысячи [существ//]). В книге в комментарии к шаманскому алгышу М.Б. Кенин-Лопсан дает пояснения: огулдурган – «чип көрген» (букв.: поедал); муңчулдурган – «аагын ажып эрткен», букв.: испытал горя и страдания.

д) «Авыралдыг алдын Таңдым ээлери! // Амытанны амыржыдып болгааңарам. // Ажы-төлдү доруктуруп мандыдыңар. Азыраан малды мендижидип өстүрүңер» (300) (О духи моей милостивой золотой Танды! // Возьмите под покровительство род людской. // Помогите вырастить и поднять детей малых. // Помогите выращивать в целости и сохранности скот. //), используемые здесь суффиксы –жыдып, – жидип, – ыңар в общем редко участвуют в создании подобных форм.

В эволюции художественного слова тексты шаманских песнопений, как видим, сыграли знаменательную роль, в них заложена основа тропов и ритмики, начало усиления личного начала авторского слова, активно претворяющего действенную силу произнесенного слова. 

Литература

1. Мелетинский Е. М., Неклюдов С. Ю., Новик Е. С. Историческая поэтика фольклора: от архаики к классике. – М.: РГГУ, 2010. – 286 с.
2. Неклюдов С. Ю. Вариант и импровизация в фольклоре – Эл. ресурс. – URL:   https://ruthenia.ru/folklore/nekludov1.html (06.06.23)
3. Неклюдов С. Ю. Звучащее слово в фольклоре. – Эл. ресурс. – URL:  https://ruthenia.ru/folklore/neckludov13.htm (06.06.23)
4. Дампилова Л. С. Шаманские песнопения бурят: символика и поэтика – М.: Вост. лит., 2012. – 263 с.
5. Дампилова Л. С., Наранцэцэг Д. Символический язык шаманских песнопений бурят России и Монголии. Mongolica, Санкт-Петербургский журнал монголоведных исследований. Т.XXIII. 2020, № 2. – С. 54-58.
6. Розов В.А. Типологические особенности сакральной речи. ФИЛОLOGOS. Выпуск №1 (44). 2020. – С.50-57.
7. Кенин-Лопсан М. Б. Алгыши тувинских шаманов – Тыва хамнарның алгыштары. – Кызыл: Новости Тувы, 1995. – 528 с.
8. Кенин-Лопсан М. Б. Алгыши тувинских шаманов: пер. авт. с тув.  – Якутск: Бичик, 2007. – 206 с.
9. Кенин-Лопсан М. Б. Обрядовая практика и фольклор тувинского шаманства, конец XIX – нач. XX в. – Новосибирск: Наука, 1987. – 162 с.
10. Тувинские народные песни и обрядовая поэзия: [на тувинском и русском языках] / сост., вступ., примеч., коммент., слов. и указ. З. К. Кыргыс; пер. на рус. яз. – З. К. Кыргыс, И. А. Денисова. – Кызыл: Хоомей, 2015. – 429 с.
11. Юша Ж. М. Обрядовая поэзия тувинцев: структура и семантика. – Новосибирск: Апельсин, 2009. – 166 с.
12. Подношение в серебряной чаше: сборник фольклорных и литературных произведений тувинцев Цэнгэла (Монголия) / Тувинский институт гуманитарных и прикладных социально-экономических исследований при Правительстве Республики Тыва; составитель У. А. Донгак; научный редактор З. Б. Самдан /перев. с тувинского З. Б. Самдан и др. – Новосибирск: Наука, 2018. – 174 с.; Мөңгүн дагша: Сеңгел тываларының аас чогаалы болгаш чечен чогаалы / сост., вступит. статья и научная паспортизация Донгак У. А.; сост. разделов Самдан З. Б., Баярсайхан Б., Донгак У. А., Донгак А. С., Салчак В. С., Мижит Э. Б. Ред. Б. Баярсайхан. Улаанбаатар-Кызыл, 2013. – 264 а.
13. Байбурин А. К. Семиотизация мира в ритуале. – Эл. ресурс. – URL: http://folk.spbu.ru/Reader/bajburin3.php?rubr=Reader-articles (06.06.2023)
14. Донгак У. А. Начальное проявление категорий «автор», «жанр», «стиль» в архаической поэтике // Российская тюркология. – 2011, № 1 (4). – М.; Казань: Институт языкознания РАН, Российский комитет тюркологов. – С. 19-28.       

_______________________________________________

Доклад Донгак У.А. на IX Международной научно-практической конференции
«Тенгрианство и эпическое наследие народов Евразии: истоки и современность»
(18 – 19 августа 2023г., г. Улан-Батор, Монголия)