–  НЕБО –

слова и музыка
Элькэн  Мусабай ( ELKEN  MUSABAY )

I – куплет:

В де́тстве я люби́л,
ча́сто наблюда́ть,
ночно́й звездопа́д пeред сно́м…
глазе́л чeрез окно́,
на́ небесный сво́д,
с улы́бкой и мечта́л не о чём…

            припев:

Не́бо, Не́бо…
ра́зум и душа́,
та́инств красота́,
чу́до мирозда́ния…

Не́бо, Не́бо…
и ви́дно неспроста́,
ве́чно там живёт,
зага́дочно плывя́,
в ви́де облако́в,
сча́стье принося́щая вода́…
 
II – куплет:

Сни́лось мне тогда́,
как в не́бе голубо́м,
име́л я свой ска́зочный схро́н…
смотре́л во все глаза́,
на звёздный хорово́д,
и с ра́достью участвовал в нём…

            припев:  (тот – же)

III – куплет:

Роди́тели мои́,
учи́ли меня́,
Ми́р берeчь в кото́рым мы живём…
ма́тушка Земля́,
и всё что есть на не́й,
э́то наш косми́ческий До́м…

           припев:  (тот – же)

 

 

   – ПЕСНЬ СИНЕМУ НЕБУ АЗИИ –

Бронтой Бедюров,   Алтай — Москва, 1967 г.
(Перевод автора)

Я
за собою оставил
открытым
огромное синее небо,
откуда прорезались
звезды-глаза
человека,
жаждущие познать загадку
вечной истины жизни…
Это — пылающий,
прожигающий душу,
взгляд Кюль-тегина.
Это — мудрый,
проникающий в душу,
взгляд Тоньюкука.
И солнце,
золотое,
проходящее ровно
по профилю лица, — это мир мой,
древний и новый,
мне незнакомый доселе.
Осели
от этой огромности неба,
от этой безбрежной сини
язычники-скалы,
откуда в своем первозданном обличье,
рокоча,
нисходит на землю ночь,
как синий мистический бубен.
Осели и мы
не в силах успеть
чуткие радары — сердца
подготовить к приему
прорывавшихся сигналов,
посылаемых будущим.
Но уже трещала башка
голубого тюрка
от трасс расщепленных мыслей,
подобных падающим звездам.
И там
барабанили по глазам,
по глазам моей Родины
били дожди,
тихо скатывались они по склонам
горькой нужды и надежды,
смывая наши тревожные сны
и раскатами грома,
раскрывая настежь глаза,
как зерна пшеницы,
дремавшие до весны.
Там раскосые взгляды
скользили привычно
по зеленым холстам плоскогорий,
подобно орлам, что срываясь со скал,
умирают, ликуя, в родимой стихии.
Там всходили колосья
до самого неба,
огромного неба,
но, опаленные зноем,
свисали бессильно,
неколеблемы ветром:
И не слышны были крики их, —
не успеют слететь
с обескровленных уст,
как их поглотит
синий воздух — орган тишины.
Спелых рассветов
им уже не дождаться!

И плоскогорья не в силах дышать, —
зеленые холсты растрескались,
в прах превратились,
достояньем унылой экзотики стали.
И лишь небо осталось,
огромное небо,
над этой землей,
где белые руки снежных вершин,
вознесенные к солнцу,
ловят дожди
и, смывая сны,
нагнетенные рокотаньями бубна,
блаженные,
войдя в экстаз,
бьют по бедрам себя,
чтоб всколыхнуть тишину,
чтоб запел, загудел,
вновь обретя прежний,
утерянный голос надежды,
синий воздух —
молчавший веками орган
и поведал все тайны,
что в себе до сих пор
он скрывал и хранил.

А я
за собою оставил
открытым
огромное синее небо —
Азии небо,
откуда прорезались
звезды-глаза
человека,
жаждущие понять загадку
вечной истины жизни.
Это — пылающий,
прожигающий душу,
взгляд Кюль-тегина.
Это — мудрый,
проникающий в душу, взгляд Тоньюкука.

И солнце,
золотое,
проходящее ровно
по профилю лица, —
это мир мой,
древний и новый,
мне незнакомый доселе.
И попробуй меня
потрепать, покорежить
ты — русый, безусый ветер!

О, Азии небо —
Вечное Небо!
О, Кёк Тенгери —
Бог великих Небес!..